Наталья Солнцева - Шулер с бубновым тузом

— Мы встречались.

Она не отрицала любовной связи с этим проходимцем. Ей было некуда деваться под моим пронизывающим взором.

— Как давно?

— Тебе не все равно? Ну год!

У меня накопилась к ней куча вопросов, но я не торопился их задавать. После, когда все уляжется, и мы уедем в Москву, настанет мой час…

Этой ночью Глория несколько раз просыпалась. Ей опять приснился странный сон, который как будто бы повторялся, но каждый раз в нем появлялись новые персонажи и новые подробности.

Бесконечная анфилада комнат с высокими потолками, вереница зеркал и отраженные в них свечи… за окнами — благоуханный темный сад, полный шума листвы, шепота и приглушенного смеха. По широким аллеям прогуливаются дамы, кавалеры, короли и шуты, монахи, ангелы и демоны… а над ними порхают толстощекие амуры. В глубине сада скрыты мраморные беседки, прохладные гроты и романтические развалины, населенные жуткими призраками. На небе серебряным блюдом висит луна…

В одном из закоулков сада Глория наткнулась на прелестную девушку, которая вела на поводке смирного льва. Она в страхе посторонилась, но лев и ухом не повел, шествуя рядом со своей хозяйкой.

— Вы укротительница? — осмелилась спросить Глория, но девушка только улыбнулась в ответ.

Глория заблудилась в ночных аллеях, зацепилась платьем за какой-то сук, вскрикнула и обернулась. Это был не сук! Ее поймал за подол повешенный…

— А-ааааа! — завопила она, тщетно пытаясь вырваться.

Молодой человек висел вниз головой, привязанный за ногу к дереву. Он не собирался отпускать Глорию.

— Мне скучно висеть одному, — заявил он, глядя на нее снизу вверх. — Присоединяйся!

— А-а-а-аааааа! — в ужасе взвизгнула она. И… проснулась.

В спальне никого не было. Она села на кровати и протерла глаза. Сквозь тонкие занавески на ее подушку лился белый свет луны. На противоположной стене резвилась «Русалочья охота» — средневековые всадницы скакали к лесу в сопровождении своры гончих…

Глория каждое утро видела эту сцену, вытканную на гобелене. Почти все убранство дома досталось ей от прежнего хозяина, умершего карлика Агафона [1] Подробнее читайте об этом в предыдущих романах серии «Глория и другие». . Она нарочно ничего не меняла. Чтобы не огорчать бывшего владельца, который не торопился покидать свое жилище. Во всяком случае, Глория постоянно ощущала его присутствие. И это было приятно.

Любой другой на ее месте испугался бы. Но Глорию связывало с Агафоном нечто большее, чем короткое знакомство и едва завязавшаяся дружба.

— Что бы это значило? — пробормотала она, вспоминая свой сон.

— Ты не догадываешься?

Карлик был тут как тут. Он сидел в своем любимом креслице, свесив ножки и покачивая красивой головой. Его мягкие волнистые кудри рассыпались по непомерно широким плечам. Абсолютное совершенство лица сочеталось в нем с абсолютным безобразием фигуры. И это сочетание порождало в сознании Глории опасную смуту.

— Ты мне снишься, — сказала она, с удовольствием глядя на Агафона. Его уродство не смущало ее и уже не вызывало стыдливой жалости.

Карлик не нуждался в ее сочувствии. И это каким-то образом примирило Глорию с его отталкивающей внешностью.

— И да, и нет, — усмехнулся он губами греческого бога. — Я решил предупредить тебя.

— О чем?

— Так… о сущей безделице. Скоро тебе нанесет визит весьма загадочный субъект…

Глория не расслышала дальнейшего объяснения. Она внезапно выскользнула из спальни и оказалась в том же закоулке сада, где качался на дереве повешенный.

Кошмар не закончился. Повешенный намертво вцепился в ее подол и скалил блестящие в лунном свете зубы.

— Пусти! — дернулась она.

— Не раньше, чем придет время, — осклабился тот.

— Ах ты негодник! — с этими словами из-за подстриженной зеленой изгороди выскочил мужчина в парике, кружевной рубахе и панталонах. Воинственно размахивая в воздухе саблей, он двинулся вперед.

— Кажется, пора… — хихикнул повешенный и разжал пальцы.

— Вы освободили меня, — вымолвила Глория, с признательностью глядя на незнакомца.

— Не стоит благодарности. Еще увидимся…

Она опять проснулась. На сей раз окончательно. О ночном приключении напоминал надорванный подол ночной сорочки. Креслице, где любил сидеть Агафон, пустовало.

Глория взглянула на часы и обомлела. Они показывали без пяти минут десять!