Татьяна Степанова - Яд-шоколад

— А может, вы этого ждали, Родион? А? Что кое-что изменится в нашем с вами деле об убийствах?

Стук, стук, стук, стук, стук, стук…

— Я подумал, что вы потому и стучите, что не желаете говорить, боитесь говорить. Почему вы боитесь разговаривать, Родион?

Стук, стук, стук, стук, стук, стук, стук…

— У нас новое убийство, — сказал Гущин. — Точно такое же, как и два года назад, когда мы взяли тебя, парень.

В комнате для допросов воцарилась могильная тишина.

Руки Родиона Шадрина застыли в воздухе над столом.

Катя не могла оторвать взгляд от этих рук, они словно гипнотизировали их всех — своим молчанием, своим немым вопросом, своей осведомленностью, своим упорством, своей тайной.

Вот зачем все эти вопросы… чтобы посмотреть его реакцию на самый главный…

— Кто убивает сейчас? — спросил Гущин.

Тишина.

— Ты его знаешь, Родион?

Тишина.

— Вы вместе это делали раньше?

Тишина.

— Или ты этого не делал?

Тишина.

— Или ты не убивал? — спросил Гущин опять. — А убивал кто-то другой?

Руки Родиона Шадрина медленно легли на стол. Он вернулся в ту позу, в которой они и застали его, войдя в комнату для допросов. Опухшее лицо его ничего не выражало. Абсолютно ничего.

— Я бы хотел снова взглянуть на его татуировку, — эксперт Сиваков обратился к оперативникам.

Те подошли к Шадрину. Один показал жестом — поднимайся.

Шадрин поднялся. Катя увидела, что он высок ростом. Она снова вспомнила его красавицу мать, его красавицу тетку. Рост — только в этом его сходство с ними.

Оперативник показал — снимай спортивную куртку. Шадрин медленно снял. Затем оперативник повернул его к свету, к лампе и задрал рубашку и майку.

Катя заметила, что второй оперативник внимательно следил за происходящим, страхуя.

Эксперт Сиваков сунулся поближе. Кате тоже хотелось посмотреть. Тогда на видеозаписи она просто не обратила внимания на эту татуировку.

— Ах ты, дьявол, — внезапно тихо охнул эксперт Сиваков.

— Что там еще? — спросил Гущин.

— Другая.

— Что другая?

— Татуировка-то другая.

— То есть как? Как это другая?

— Посмотри сам, — Сиваков отстранился.

Гущин повернул лампу так, чтобы свет ее стал ярче. Катя осторожно приблизилась, стараясь опять-таки встать так, чтобы между нею и Шадриным находился Гущин. Не то чтобы она боялась… нет, просто было как-то физически нестерпимо находиться рядом с ним… с этим человеком, который, как ее уверяли, убил и распотрошил…

— Как в зеркале, — сказал эксперт Сиваков.

Катя увидела на бледной коже Шадрина на ребрах под мышкой словно синий длинный порез. Татуировка в форме линии с точно обломанными загнутыми концами. На первый взгляд совершенно такая же геометрическая фигура, что и раны на лицах лейтенанта Терентьевой и Виктории Гриневой.

— Наоборот, как же это мы раньше не заметили, тут наоборот!

Катя хорошо помнила: порезы у обеих потерпевших в форме линии с загнутыми под косым углом концами: левый загнут косо вниз, а правый — косо вверх.

На татуировке же Шадрина концы были загнуты наоборот: левый смотрел вверх, а правый — вниз.

Сиваков и Гущин отступили от Шадрина. Тот стоял с задранной рубашкой и майкой. Потом медленно опустил одежду и начал заправлять в свои спортивные брюки.

Рыжая что-то лепетала, когда он протянул ей коробку с шоколадными конфетами «Царства» — то ли отказывалась, то ли благодарила. Феликс Масляненко не слушал, что она там бормочет.

Он и прежде замечал ее возле своего кондитерского бутика. Рыжая девчонка пялилась на него, словно не могла оторваться. Феликс спросил о ней продавщиц бутика, те ответили, что это Машенька Татаринова, она, мол, работает в торговом центре. Не в торговле, где-то там, в администрации на побегушках.

Девчонка — красотка, но он даже не стал запоминать ее имени и фамилии. Для него она просто Рыжая. Волосы как шкура лисы. На лис устраивают охоту. Можно, конечно, устроить… начать прямо сейчас… Рыжая, кажется, только этого и ждет, глаза ее светятся счастьем и робостью. Она даже не представляет себе, глупышка, чем все это может закончиться с ним, с Феликсом.

Но сейчас он чувствовал пресыщение. Так уже случалось прежде. Некоторые вещи не стоит испытывать слишком часто, иначе уйдут острота восприятия и тот непередаваемый драйв, что заставляет сердце почти лопаться от избытка наслаждения.

И потом у него было важное дело.

Из бутика «Царство Шоколада» Феликс спустился на нулевой этаж на автостоянку под торговым центром. Огляделся — нет, пока никого, те, кого он ждал, еще не приехали.