Ирина Лобусова: Рагу из зернистой икры

— Да как вы смеете! — лицо пожилого пошло красными пятнами, — я профессор, заслуженный член…..

— Да хоть десять раз профессор, а дурак! — хохотнул молодой.

— Я буду жаловаться вашему начальству! Это произвол! — вдруг завизжал пожилой, на что третий мужчина (тот, к кому обращался молодой, по виду, явно его напарник), вступил твердо и решительно:

— Слушай, ты, заслуженный член, помещение действительно придется опечатать.

— Как вы смеете! Ко мне люди съедутся! Со всех крупных городов России! — пожилой замахал руками, как ветряная мельница — так, что распахнулись даже полы его длинного черного пальто.

— И что, это нужно показывать всем людям? Завести их в ту аудиторию? Думаю, после этого зрелища в вашем институте не будет уже ни одного семинара!

После этих слов пожилой как-то сник:

— Да, конечно… Я как-то не подумал….

— Думаю, после зрелища в той аудитории они навсегда забудут о любой экономической теории! Вот, преподавательницу вашу даже в психушку увезли. А вы говорите тут — бизнес-структуры! Так что аудиторию надо опечатывать, вместе со всем крылом. Ничего, переместите семинар в какой-то другой корпус. Вон, у вас по всей Москве их три…

— Но этот в центре… — робко попытался пожилой.

— Так, всё. Пререкаться больше не будем. Крыло флигеля закрыто — и точка. Пока идет следствие. Имеем право! Допустить туда ваших уборщиц с тряпками да растворителями — убить всю следственную работу! Вы же умный человек, сами все понимаете! Это следы для следствия, уничтожать их нельзя. И точка, тема закрыта. Чем стоять здесь и на нас орать, лучше бы срочно занялись переобустройством этого своего семинара!

Нехорошо посмотрев на них, профессор с отчаянием взмахнул руками, и поспешил прочь. Один из молодых (первый, который хамил), смачно плюнул на снег:

— Придурок!

Неторопливо переговариваясь, они пошли к черному фургончику с выразительной надписью «судмедэкспертиза».

— Пакость какая… стрелять их надо, гадов, чтоб руки не распускали! — первый, очевидно, привык не стесняться в выражениях и ко всему подходил очень эмоционально. Второй ничего не ответил. Он был полностью погружен в свои мысли. Но первый так просто сдаваться не хотел.

— А волосы чьи?

Второй хмыкнул. Первый словно бы устыдился.

— Да ладно… Понял, конечно. Ее, ее, чьи ж еще… Шампунь? Да?

— Точно. Он самый.

— С ума сойти! Каждый день ведь смотрю…

— По мне — так все они на одно лицо, вешалки дохлые. А теперь — глаза б мои все это не видели!

— Это уж точно.

Они подошли к черному фургончику и остановились, оглядывая корпус института (величественный, очень красивый особняк):

— А красивый домик! — первый присвистнул, — видать, деньги у них водятся! Отреставрировали, что ли?

— Точно! Пару лет назад.

— Понятно теперь, почему этот козел так упорствовал. Такое зрелище само по себе на миллионы баксов тянет! А тут придется тащить своих дойных коров на Юго-Запад, к черту на рога… Да еще в какое-то арендованное НИИ…

— Не НИИ арендованное. Они у НИИ помещение арендуют.

— Понятно. А что они там изучают, в этом институте?

— Экономическую теорию. Управление персоналом. Развитие бизнес-структур и тому подобное. Это сейчас модно. Да и не учат они, а деньги зарабатывают. В таких вузах нормальные люди не учатся, только те, кому денег девать некуда. Уроды, одним словом.

— Понятно, — снова согласился первый, — как думаешь, тетка эта очухается?

— Преподавательница? Уже очухалась! Вкололи ей чего-то, вот и пришла в норму.

— Страшное ведь дело — увидеть такое… Не всякий выдержит.

— Слушай, пока не уехали, есть у меня кое-что. Один кадр дал. Вот, смотри, — и второй положил на ладонь первому глянцевую визитную карточку с позолоченным вензелем.

— Ничего ж себе! — присвистнул первый, тщательно разглядывая карточку на свет, — шампунь?!

— Он самый! Точно.

Переглянувшись, оба решительно застучали в дверцу черного фургона.

Звонок трезвонил пронзительно и долго. Ответом ему была полная тишина. Казалось, за бронированной дверью нет ни малейшего признака жизни. Только вакуум, полный космос, мертвая вселенная…… Полноватая девушка в дешевой одежде, купленной на базаре, поставила на пол потертую матерчатую сумку. Плечи ее сжались. Девушка была очень красива, но явно не догадывалась о своей красоте. Высокая и крепкая, хорошо сложенная, с длинными прямыми волосами сочного каштанового цвета и яркими зелеными глазами, она была похожа на полевой цветок, распустившийся где-то вдалеке, в лесу, на благодатной, не знающей людей земле. Дешевая одежда не портила девушку. Конечно, ей совсем не шла старушечья длинная юбка из синей шерсти (явно перешитая из маминых обносков) и китайская синтетическая кофточка ядовитого сиреневого цвета (дешевая китайская тряпка, такой пронзительный ширпотреб, мимо которого с огромным презрением прошли бы 9 из 10 столичных жителей). Ее свежее, чистое лицо не знало косметики, а ногти маникюра (возможно, именно поэтому девушка была особенно хороша). На красивых ногах просто безупречной формы были стоптанные черные туфли (тоже китайские) на низких каблуках.