Алексей Макеев - Цифровая пуля

А она между тем продолжила:

— У меня мужа убили, — лицо ее стало печальным, а глаза вдруг наполнились слезами. — Я хочу, чтобы вы помогли мне узнать, кто и за что его убил.

Вот тебе и фунт орехов! Похоже, меня собираются втянуть в историю с криминалом… Нет, Игорь Гладышев за такие дела не берется.

— Извините, я убийствами не занимаюсь, — сказал я, признавая тем самым, что имею кое-какое отношение к частному сыску. — Это прерогатива полиции. Почему бы вам не обратиться со своими вопросами туда?

Какой бы печальной ни хотела казаться Аверьянова, в ее наполненных слезами глазах промелькнула веселая искорка.

— Вы неправильно меня поняли, — проговорила она, тщетно пытаясь скрыть то и дело звучащие в голосе ироничные нотки. — Если вы считаете, что я пришла домой и обнаружила в комнате труп, а потом прибежала к вам с просьбой помочь разыскать убийцу, заверяю вас, это не так. С момента смерти мужа прошел месяц. Полиция это дело уже расследовала, но за неимением состава преступления дело закрыла.

— Словом, по заключению полиции, это было не убийство? — сообразив, в чем дело, уточнил я.

— Полиция так считает, — мягко возразила женщина и полезла в сумочку. Она достала из нее разовый бумажный носовой платок и осторожно промокнула глаза, чтобы не потекла от слез тушь. — Полицейские закрыли дело, сообщив мне, что супруг умер от сердечной недостаточности. Но я знаю, что его убили.

Честно говоря, мне не очень-то хотелось влезать в это дело — своей работы невпроворот, и, тем не менее, я спросил:

— Откуда такая уверенность?

Женщина неопределенно повела округлыми плечами и шмыгнула носом.

— Мой муж Арсений был крепким молодым тридцатидвухлетним мужчиной, — проговорила она, отстраненно глядя мимо меня куда-то на шкаф с кубками, вымпелами и прочими призами, наглядно иллюстрирующими достижения нашей секции вольной борьбы на соревнованиях. — Он никогда ничем не болел и вдруг умер от сердечной недостаточности. — Дамочка перевела взгляд на меня и посмотрела в упор. Глаза у нее были карие с необычными ярко-зелеными вкраплениями. Колдовские какие-то. — Разве это не странно и не подозрительно?

Я бы мог поспорить с Аверьяновой и привести массу примеров, когда от сердечной недостаточности и других скрытых или не выявленных вовремя болезней сердца умирают и в более раннем возрасте… Но зачем переубеждать дамочку, если она так уверена в своей правоте и пришла ко мне установить истину? Наверное, не имеет смысла. Потому я и не ответил на ее вопрос, а лишь поинтересовался:

— А зачем вам нужно знать правду, какой бы она ни была?

— Ну, как «зачем»? — устало промолвила молодая женщина и, скомкав бумажный платок, положила руки на стол, крепко сжав их в кулачки. — Последний месяц я не знаю покоя. Кто, за что и почему убил Арсения? Он был хорошим человеком, поверьте мне, и вдруг такая нелепая смерть. Он… — Она хотела еще что-то сказать, очевидно, хорошее, но не договорила, из глаз молодой женщины вновь закапали слезы, и она опять промокнула их бумажным носовым платком. Немного успокоившись, продолжила: — Понимаете, Игорь Степанович, — в ее глазах блеснули то ли не успевшая высохнуть влага, то ли злые огоньки, — я не могу спокойно спать, зная, что убийца не наказан. Меня угнетает отсутствие какой-либо информации о том, что случилось с Арсением. Я не могу толком ни есть, ни спать. Прошу вас!.. — Аверьянова посмотрела с мольбой. — Помогите мне!

Черт возьми, сейчас и меня слеза прошибет. Дамочка была странноватой, подверженной резкой смене настроения, и, тем не менее, она мне нравилась как внешне, так и манерой поведения. Но это еще не повод, чтобы браться за ее дело. И все же мне было интересно, что все-таки стряслось с Арсением, — я любопытен от природы.

— Расскажите, что случилось? — попросил я, удобнее устраиваясь на стуле.

— Так вы согласны?! — вскинулась дамочка и одарила меня восторженным взглядом.

Мда-а, тяжело, наверное, жить с такой ярко выраженной гаммой чувств — за каких-то пару минут успела попечалиться, поплакать, посмеяться… Это ж какая эмоциональная нагрузка на психику! Хотя кто знает, возможно, наоборот, особам с таким набором чувств живется проще: попечалится, поплачет, посмеется, а близко к сердцу не примет.

— Пока готов вас только выслушать, — произнес я учтиво, пусть не думает, что меня так легко заполучить в свои руки, в качестве сыщика, разумеется.

Надежда, вспыхнувшая было в ее глазах, потухла, но, тем не менее, собеседница начала рассказывать: