Павел Саксонов - Можайский — 4 - Чулицкий и другие

— Издеваешься?

Кузьма перекрестился:

«Как можно, ваше высокородие!»

— Так что же ты мелешь!

«Да всё как есть говорю!»

Я решил зайти с другого конца:

— Где ты берешь бутылки?

«В Эрмитаже [10]у Алексея Никитича».

— Он их тебе за так отдает?

«Помилуйте, ваше высокородие! У Алексея Никитича снегу зимой не выпросишь!»

— Стало быть, ты их покупаешь?

«Ника нет, ваше высокородие: не покупаю».

Мое терпение лопнуло:

— Негодяй! — закричал я, вскакивая с табурета. — Как такое возможно?

Перепуганный Кузьма тоже вскочил со своего табурета и начал творить одно крестное знамение за другим:

«Вот вам крест, ваше высокородие! Вот вам крест!»

— На что мне твой крест, дубина?

«Правду я говорю! Спасением души клянусь!»

Я снова опустился на сиденье: со вздохом и смутным ощущением того, что в жизни еще не встречал более бестолкового человека.

— Так, спокойствие! — это я больше самому себе сказал: чтобы отдышаться. — Давай сначала: денег тебе жилец не дает?

«Нет».

— Сам ты тоже не платишь?

«Не плачу».

— И Никитин, трактирщик, в долг не отпускает?

«И не подумал бы».

— Значит…

«Так просто всё, ваше высокородие!» — перебил меня мошенник. — «Счет в трактире открыт, с него и списываются деньги».

Я подскочил:

— Вот оно что!

«Ну, да, так точно!» — Кузьма — вот дерзкий тип! — заулыбался. — «Потому и разнобой получается: то густо, то пусто. То трижды в день на бутылки хватает, то и на одну едва набирается…»

— Кто же пополняет счет?

«Не могу знать, ваше высокородие! Но…»

— Говори!

«Есть у меня подозрение…»

— Ну?

«Дядя это евойный».

— Чей дядя? — не понял я.

«Жильца», — пояснил Кузьма и добавил: «Я его несколько раз возле дома видел. Не просто же так он тут крутился!»

— Подожди-ка! — сердце мое сжалось, внутри всё оледенело, волосы едва ли не встали дыбом. — Как же ты мог его видеть, если он на пожаре погиб?

Кузьма только плечами пожал:

«Уж не знаю, ваше высокородие, кто и на каком пожаре погиб, а только дядя этот — я хорошо его знаю — живехонек. Живее всех живых, смею вас уверить. Я что — мертвого от живого не отличу?»

Вот это был поворот! Представляете?

Собственно, мы уже были подготовлены к чему-то подобному: не зря же с самого начала собрания все, как один, заявляли, что подноготная дела оказалась совсем не такой, как мы воображали поначалу. Не зря же Чулицкий даже сцепился на этой почве с Можайским, понося его последними словами! Наверное, поэтому никто из нас не вскрикнул в изумлении и в обморок не упал. Только Кирилов, наш бравый брант-майор, провел рукой по своим вислым усам, да Иван Пантелеймонович не удержался от комментария:

— Иногда они возвращаются!

И вот тогда мы вздрогнули:

— Кто возвращается? — вскрикнул — от неожиданности срываясь на писк — наш юный друг.

Иван Пантелеймонович посмотрел на него с укоризной и назидательно погрозил указательным пальцем:

— Но-но-но, вашбродь! Да нешто вы не знаете? Сказано ведь: не удивляйтесь этому, ибо наступает время, когда все, кто в гробах, услышат глас, и выйдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения [11].

Поручик, нимало не стесняясь моего присутствия, сплюнул на паркет:

— Да ну тебя, Иван Пантелеймонович! Я-то уж было подумал…

Иван Пантелеймонович вновь погрозил пальцем:

— Вы как дитя, вашбродь… да вы дитя и есть! Знаете, что в такой ситуации сказал бы человек ученый?

— И знать не хочу!

Поручик отвернулся, но слова Ивана Пантелеймоновича догнали его и в спину:

— А сказал бы он — метафора !

Все, включая и нашего юного друга, невольно прыснули.

— Ладно, господа, — вернулся к теме господин Чулицкий, — Бог с ним, со Страшным судом, уж извините за каламбур. Продолжим. Вы понимаете, что меня откровение Кузьмы застало врасплох, а если еще учесть и слова генерала о привидениях… В общем, я крепко задумался. Кузьма терпеливо ждал. Наконец, я, уже кое-что для себя решив, задал ему, как я полагал, последний и, на мой личный взгляд, важный вопрос:

— А как же ты к нему попадаешь, если он на стук не открывает? У тебя ключ имеется?

«А как же! — ответил Кузьма. — Имеется».

— И вот, ты входишь к нему…

«Вхожу».

— А он встречает тебя в гостиной?

«Бывает, и так. Но — редко».

— А как бывает часто?

«Валяется он обычно без чувств».

— В гостиной?

«Когда как».

— Прямо на полу?

«По-разному».

— А бутылки?