Павел Саксонов - Можайский — 4 - Чулицкий и другие

— Отчего же не пошел?

«Не смог я пойти, ваше высокородие!»

— Мерзавец денег тебе предложил?

«Если бы!»

— Так что же?

«Безопасность».

— Какую еще безопасность?

«Есть у меня грешок один, ваше высокородие. Вроде бы и пустяк, да как посмотреть…»

— Говори же!

«Девка одна от меня родила…»

— Девка? — изумился я. — Родила?

«Да: так получилось».

— А это-то тут причем? Ты же не хочешь сказать…

«Именно это я и хочу сказать, ваше высокородие. Именно этим Илья Борисович и ухватил меня за горло!»

— Но помилуй! — я не верил своим ушам. — Да что же в этом такого?

«Для вас — ничего. А для Марьи Николаевны — всё!»

— Кто такая эта Марья Николаевна?

«Владелица дома».

— А! — до меня начало доходить. — Бабушка Бориса Семеновича. Мать Ильи Борисовича…

«Верно».

— Старосветская помещица [39]!

«Можно и так сказать», — Кузьма, как это ни странно, понял. — «Строгий у нее нрав. И набожная она очень».

— Значит, прознай она…

«…и мне пришлось бы туго!» — подхватил Кузьма, и на его лице — на мгновение буквально — появилось выражение отчаяния. — «Самое меньшее, она бы выставила меня вон. А в моем положении, да еще и при скверных рекомендациях, это подобно смерти».

— Мне кажется, ты все-таки преувеличиваешь!

«Если бы, ваше высокородие!» — Кузьма сгорбился. — «Найти работу в нынешние времена совсем не так просто. Куда мне идти? На фабрику? Но какой из меня рабочий? В деревню уехать? Но там-то что делать? Мне? А в дворницкие меня бы уже не пустили. Разве что в совсем захудалые дома, где только углы и сдаются: рвани всякой да пьяни. Но перебраться отсюда на какую-нибудь Сенную [40]… вы понимаете…»

Я кивнул: как не понимать? Тем не менее, всё это походило скорей на мелодраму, чем на действительные жизненные обстоятельства, что я и не преминул заметить:

— И все же, Кузьма, ты лукавишь. Сам посуди, — я начал загибать пальцы. — Вознаграждением за соучастие Илья Борисович тебя не обидел. А зачем бы ему тебя вообще вознаграждать, если бы он имел такую, как ты утверждаешь, власть над тобой? Далее: девка-то где? С ребенком? Что мог бы Илья Борисович представить в доказательство своих слов? Наконец, а был ли мальчик? У тебя самого-то есть чем подтвердить собственные россказни? Или ты думаешь, я не смогу справиться по актам рождения? Не докажу, что ты врешь?

Кузьма опроверг меня сразу же:

«Зачем мне врать, ваше высокородие? Вернулся-то я сам, хотя и мог оставить вашего агента с носом!»

— Да мало ли, какую еще хитрость задумали ты и твой хозяин!

«Нет, ваше высокородие, ничего я не задумал». — Кузьма покачал головой. — «Все так, как я говорю. Вознаграждение от Ильи Борисовича я получал: отнекиваться не стану. Но обойтись без него он никак не мог: к каждому кнуту полагается пряник, вам ли это не знать!»

— Ну, положим. А всё остальное? Девка? Ребенок?

«Девка — в работном доме». — Кузьма назвал адрес, я записал. — «Ребенок — в приюте Общества попечения о бесприютных детях…»

Я с удивлением посмотрел на Кузьму и уточнил:

— На Петровской стороне?

«Да, там».

— Хм…

Вы понимаете, господа, что завираться уж так-то Кузьма бы явно не стал. Пришлось поверить ему, пусть даже в памятной книжке я и сделал для себя соответствующую пометку.

«Как Илья Борисович обо всем этом прознал, — между тем, говорил Кузьма, — не знаю. Но — прознал и против меня использовал. Пришлось согласиться на все его условия. Вот так, ваше высокородие, я и превратился в его сообщника».

— Ладно. — Я сдался, решив не усердствовать в подозрениях. — А для чего вы такую сложную схему с кабаком придумали?

Кузьма понял, что я имел в виду «Эрмитаж», телеграмму, денежные переводы, невольное участие во всем этом цирке содержателя «Эрмитажа» Никитина:

«Это не мы придумали…»

— А кто?

«Я настоял».

— Ты? Зачем?

«Не хотел я, чтобы Илья Борисович постоянно возле дома околачивался: не ровен час, заметил бы кто».

— Разумно. Но телеграмма?

«А это чтобы меня в соучастии не обвинили: одно дело — по невесть чьему поручению за небольшую награду бутылки со снедью жильцу носить, и совсем другое — сговор с укрывающимся преступником».

— Но зачем же тогда ты сам рассказал о нем?

«Выбора не было. Да и надоело мне это всё! Что ж я — совсем оскотинился что ли!»

Я посмотрел на Кузьму с известным сомнением: на мой взгляд, только законченная скотина могла — собственного благополучия ради — согласиться на участие в предложенных ей мерзостях. Но вслух я этого не сказал.