Павел Саксонов: Можайский — 5: Кирилов и другие

«Если и нужно о чем-то писать, то вот о чем. И если и нужно что-то выставлять напоказ, то это. Усердие, добросовестность, одержимость стремлением к лучшему — вот то, что отличает современную пожарную команду Петербурга. А вовсе не что-то иное».

Клейгельсъ [5]

Николай Васильевич эмоционален, но прав по существу. Ужас произошедшего не должен помешать становлению команды и не должен быть предан широкой огласке. Прошу Вас [6]лично за этим проследить.

Ни(неразборчиво) [7]

Сказанное Михаилом Фроловичем потрясло всех нас, но к обсуждению не привело: обсуждать было нечего. Никто из нас не знал, что могли бы значить загадочные намеки в предсмертной записке Ильи Борисовича, не говоря уже о том, как получилось, что адресована она была генералу Самойлову! Впрочем, одно-два соображения все же были высказаны, особенно Гессом: Вадим Арнольдович основывался на собственном опыте беседы с Молжаниновым. Но если Вы, любезный читатель, не возражаете, эти догадки, как и саму беседу, я помещу существенно ниже: вслед за рассказом Митрофана Андреевича. Возможно, это несколько расстроит последовательность изложения, но зато окажется ближе к тому, что на самом деле происходило в моей гостиной.

А происходило следующее.

Михаил Фролович, вполне насладившись произведенным эффектом, был, тем не менее, вынужден сделать очевидно унизительное признание:

— Вы, господа, понимаете: обнаружив такую предсмертную записку, я должен был ехать на Фонтанку [8], причем незамедлительно. Позвонив судебному следователю и оставив Висковатова в обществе прибежавшего на свист городового, я сел в уже приведенную надзирателем коляску, и мы покатили. Путь не сказать что был очень близким: времени поразмышлять у меня хватило. Но размышления эти как-то не слишком продвинули меня вперед. Поэтому к прибытию в Министерство я больше запасся вопросами, нежели имел ответов на них.

В Министерстве, однако, меня не приняли, направив в Канцелярию на Пантелеймоновской [9]. Пришлось ехать туда. Но и там я только потерял время: после нескольких минут показной суеты мне рекомендовали отправиться в Департамент полиции [10], где, по словам канцеляристов, и находились нужные мне люди. Хорошо еще, лишь через двор и пришлось перейти! И что же вы думаете?

— Опять развернули?

— Именно, Митрофан Андреевич! Именно!

— Куда же на этот раз?

— На Фурштатскую [11], в Главное Управление отдельного корпуса жандармов!

— Это еще вполне логично.

— Может быть. Но я уже устал от беготни. Как-никак, а у меня и ночь была бессонной… — Чулицкий покосился на Можайского, — и с самого утра я только и делал, что носился туда-сюда, туда-сюда…

— Сочувствую! — Кирилов погладил усы.

Мне показалось, что этим движением Митрофан Андреевич прикрыл невольную улыбку. Так, вероятно, показалось и Чулицкому, потому что он, перестав коситься на Можайского, с подозрением воззрился прямо на брант-майора.

Однако выражение лица Митрофана Андреевича было уже совершенно серьезно:

— Так что же на Фурштатской? — спросил он, бестрепетно глядя на хмурого Чулицкого.

— О, — воскликнул тогда Михаил Фролович и даже побагровел от неприятного воспоминания, — если раньше я думал, что унижение — это когда тебя, подобно волану для бадминтона, переадресовывают из одного кабинета в другой, из здания в здание, то теперь я понял, что был глубоко неправ.

— Вы меня пугаете!

— А вы послушайте!

— Да?

Михаил Фролович прищурился:

— Вышел ко мне этакий ухарь в чине поручика… морда — во! Глазки пустые, на губах ухмылочка, руки едва ли не за ремень заложены.

«Что вам?» — спросил он без всяких «здравия желаю», «ваше высокородие», отдания чести и прочих подобных политесов. Вот так: «что вам?» И чуть ли не сплюнул, собака!

Я, понятное дело, дал хаму укорот, да куда там! Он только шире ухмыльнулся и повторил вопрос: чего, мол, мне нужно… «Откуда же тебя поперли, дорогуша? [12]» — подумал я и вынужден был смириться.

— К Самойлову!

«Не положено!»

— Чулицкий! — рявкнул я. — Начальник Сыскной полиции!

«Да хоть черта подземной канцелярии! Не положено и всё тут!»

И улыбается, и улыбается…

«Ах, вот ты как…» — мысленно произнес я и схватил наглеца за портупею, дернув на себя так, что он мигом оказался в моих объятьях:

— Смирно стоять! Кругом! Под трибунал! Распустились!

Но гад мгновенно вырвался, отскочил на шаг, поправил ремни и… припустился прочь.

— Куда?! — закричал я вслед, но молодчик уже скрылся в одном из кабинетов.