Юлиан Семенов - Дунечка и Никита

Степанов повторил про себя: <����в будущем, которое хотелось видеть восемь лет назад>. Он хмыкнул: <����Ничего себе фразочка. Сплошной плюсквамперфектум. По-моему, именно так - классический образчик. Обидно совсем я немецкий стал забывать...>

Мальчишкой Степанов жил под Берлином - он трижды убегал на фронт, к отцу, и наконец попал к нему. Это были первые мирные дни сорок пятого года. Он тогда жил с отцом в Рансдорфе, вокруг были озера с песчаными берегами и сожженными купальнями. Черные, обуглившиеся столбы трагически смотрелись на светлом песке, возле прозрачной тихой воды. В доме, где жил Степанов, каждый день к обеду подавали громадных сытых раков. Они лежали красной горой на большом белом блюде. Однажды Степанов попросился поехать со стариком немцем, который поставлял этих раков. Они долго плыли по озеру, а потом остановились возле небольшого островка, и старик стал ловить раков.

- Почему они такие большие?

- О, это мой секрет, - ответил старик. - Тут был сильный бой. Раки питаются падалью, поэтому они такие жирные, милый мальчик.

А потом было много лет - и прекрасных, и страшных лет, пока он не встретил Надю. Слишком много у него было всего до нее - дорог, разлук, радости, горя. А у нее ничего не было. У нее появилось только одно любовь к Степанову, отчаянная и единственная, готовая на все, - другую такую редко сыщешь. Она прощала ему все, что было раньше, до нее, и принимала все то, с чем он шел к ней, а потом наступил какой-то день или час, или минута, когда она не захотела ничего прощать - и даже того, чего не было вовсе. А если так, то приходит крах. Вот он и пришел.

Наташа сказала:

- Как бы мне объяснить тебе? У мужчины и у нас - все по-разному, понимаешь? Я если обнимаю тебя, так я тебя вроде как Саньку обнимаю. А у тебя все равно когти, это помимо тебя. Честное слово, нам то, что называют благостью или как там еще, поосторожнее, нужно гораздо реже, чем вам. Ты не верь книгам. Писатели-мужчины этого не знают, а писатели-женщины стесняются писать про это правду, чтобы их не сочли сентиментальными, а когда пишут так, как мужчины, - то, значит, врут на потребу современному вкусу.

- А как вариант <����замуж>? - спросил Никита.

- А что это за вариант?

- Ну, за меня?

Наташа долго смеялась, причем Никита понял, что смеялась она совсем искренне, ни капельки не играя, и поэтому он не обиделся на нее, а взял ее руку и стал разглядывать ладонь. Наташа попросила:

- Только не вздумай мне гадать.

- Ты не веришь?

- Не в этом дело. Сейчас все стараются начать роман с гаданья по линиям руки.

В комнату вошли Дунечка и Санька.

- Никит, - спросила Дунечка, - а мы с тобой к Ане пойдем или не надо?

Никита покраснел и сказал:

- Никуда мы с тобой не пойдем, поняла? Здесь останемся.

- Ну-ка, марш мыть руки, - сказала Наташа, - Саня, покажи Дунечке, где у нас полотенце и мыло.

Дети ушли в ванную и там стали визжать и кричать что-то пронзительное.

- Никиток, - сказала, чуть улыбнувшись, Наташа, - знаешь что? Спасибо тебе за то, что я тебя сегодня встретила.

- Откуда ты знаешь, что меня зовут Никитой?

- Ну а как же тебя звать иначе? Тебя только и можно звать - Никиток. И на будущее: никогда ни перед кем не оправдывайся. Свобода, которую мы все так любим, рождается в нас, в каждом поодиночке.

Жара была медленной, с синевой, которая поглощалась красной водой реки. Речной трамвайчик плыл по самой середине красной реки. Носом он разрезал солнце, которое катилось от него прочь, подталкиваемое двумя тяжелыми черными волнами.

У Нади еще было время до приема в клинике, и поэтому она решила доехать до Химок на пароходике, а там дойти пешком, чтобы глаза не были опухшими, красными.

Она сидела на палубе одна, и ветер обдувал ее, и он был упругим, и если вытянуть навстречу ему ладонь, то он сразу же послушно, по-песьи, принимал форму ладони, повторяя линию жизни, подушечки пальцев, рисунок ногтей.

<����У меня рука похожа на Тонину, - подумала Надя, опуская пальцы на колено. - Только у нее ногти еще короче обстрижены>.

Тоня работала вместе с ней. Она часто говорила:

- Надюша, дуреха, ну что ты качаешься на люстре?! Мужики все одинаковые. Они как козлы. Или волки - все в лес смотрят. Если их на короткой веревке держать - оборвут, и поминай как звали, а на длинной привязи - ходят себе всю жизнь - и счастливы! Свобода, брат, свобода, брат, свобода...

- При чем здесь веревки? - сердилась Надя. - Вообще держать никого нельзя рядом - насильно. Но ведь есть же люди, которые все время рвутся домой, а он, наоборот, все время норовит улететь из дома.