Юлиан Семенов: Изгнание поэта

Юлиан Семенович СЕМЕНОВ

ИЗГНАНИЕ ПОЭТА

Император Август спросил:

- Ваш друг Гораций говорит, что только мудрость - источник и начало писания?

- Гораций говорит так, - ответил Меценат, улыбаясь спокойно и чуть надменно.

<����Сейчас он перестанет улыбаться, - подумал Август и вдруг поймал себя на том, что злорадствовал, предвкушая миг, когда Меценат перестанет улыбаться. - А ведь это нехорошо, - как бы со стороны заметил он. - Это уже никуда не годится. Завидовать умению улыбаться нелепо. И потом, улыбка - непременный атрибут трусости. А я люблю трусов: как правило, они умны и дальновидны>.

Обойдя свой большой стол, Август вытащил из-под кипы бумаг синенький свиток.

- Если вы согласны с Горацием, то что скажете об этом? - спросил он.

Меценат принял из рук императора свиток и улыбнулся, но теперь иначе, не так, как все время, а ласково и нежно. У мецената было лицо доброго ребенка, и поэтому он всегда старался улыбаться надменно и холодно, опуская книзу уголки толстых губ и сводя брови к переносью. Но когда Меценат забывался, радуясь чему-то, заданная улыбка сходила с его лица, и он делался тем настоящим Меценатом, которого любили поэты и художники.

Сверху было выведено: <����ОВИДИЙ. НАУКА ЛЮБВИ>.

Меценат начал увлеченно листать рукопись.

Август неслышно подошел сзади и, обняв Мецената за плечи, заглянул ему в глаза:

- Вам нравится?

- Это великолепно.

- Как лекарство для стариков - не спорю. Говорят, где-то у Понта Эвксинского есть лекари, которые делают из стариков... - император смачно произнес грубое народное словечко и звонко рассмеялся, - но когда литератор становится лекарем, тогда я готов восстать против литературы. Не надо учить того, кто читает. Описать грудь или торс женщины, изваянный рукой мастера, - искусство, и я приветствую это искусство. Но не надо учить, какой рукой обнимать женщину: правой или левой, - Август снова засмеялся, - всякий любит по-разному. В любви, как и в политике, нет рецептов, и не надо их изобретать, а тем более поэтам, людям чрезмерной фантазии...

- Но это искусство, - сказал Меценат. - <����Науку любви> будут читать потомки.

- Я не хочу спорить с вами. Вы спорщик, вы сильнее меня в умении дискутировать. Я приказал сослать Овидия. Я приказал отправить его в Томы. Это Понт Эвксинский, это море и то же солнце, что и в Риме, только чуть похолоднее. Пусть он остынет там. И если он так хорош, этот Овидий, то жители Том сделают в его честь мраморный бюст; право, я не буду возражать против этого.

- Император, сослав великого поэта, вы навлечете на себя толки.

Он бил в больное место, и он попал в больное место.

- Я не боюсь толков, - ответил император тихо. - <����Толки>! <����Толки> это бессильные заговоры старых аристократов, которые забыли, в какой руке держать меч! <����Толки> - это колкости юных поэтов, которых я кормлю! Когда меня кусают мухи, я должен бить их. А я сдуваю! <����Толки>! Они исчезают, эти ваши толки, как только начинают бить! И появляются вновь, когда сдувают! А я не буду бить! Я буду сдувать! Пусть толки - умные историки смогут извлечь из них пользу в назидание потомству!

Август оборвал себя. Он сердито посмотрел на Мецената и заметил, что тот сейчас не улыбался обычной своей улыбкой, а напряженно слушал.

<����Слушать эти злые слова так, как слушает Меценат, может только умный человек и только друг, - подумал Август. - Он друг мне, но он Меценат, а я Август. Он ближе к поэтам, я к богам>.

- Если бы Овидий писал для вас или для меня, - уже спокойно продолжал император, взяв Мецената под руку, - если бы он писал для нашего с вами отдыха, только для нашего, повторяю я, тогда я подарил бы ему хорошую египетскую живопись, потому что слог его отточен и рифмы интересны, хотя и несколько грубоваты. Я могу подтрунивать над богами в вашем присутствии. Но будь здесь третий, я бы падал ниц перед великими, потому что когда нет веры, тогда начинается безверие, а безверие - это кровь!

По тому, как Меценат посмотрел на него, император понял, что ссылку Овидия он выиграл. Ведь важно не само деяние, а оправдание его.

- Вы разрешите дать Овидию мою фрегату? - спросил Меценат.

- Да, конечно, - устало ответил император, - только сделайте это умно, чтобы не говорили о нашей с вами размолвке. Ссориться из-за поэта с императором можно. Но ссориться из-за истины, которая на стороне императора, неразумно.