Юлиан Семенов - Пресс-центр

- Бесполезно. Она полчаса будет выбирать тебе самые вкусные устрицы и десять минут торговаться, чтобы купить их за полцены...

Давай выпьем за то, чтобы Ганси скорее приехал сюда и мы посидели бы здесь, у Папаса, попировали и вы наконец обжили бы ваши комнаты...

Вернье достал ключ от квартиры, протянул Мари.

- Я заказал тебе этот ключ из особой бронзы, ты же любишь, когда все красиво...

- Бедная мамочка...

- Мне тоже ее очень жаль, но что я мог сделать, Мари?

- Вы такие разные... Почему ты женился на ней?

- Потому что я очень ее любил, я никого так не любил, как ее...

- Давай выпьем за нее?

- Давай.

- Пусть бы у нее получилось так, как ей хочется...

- Дай-то бог...

- Мы с Гансом всегда мечтали, чтобы вы хоть как-то соблюдали видимость семьи, это ведь так важно для детей, особенно маленьких...

- Я готов был, Мари...

- Знаю... Но ты действительно любил маму?

- А ты полагаешь, что я женился на ней, чтобы переселиться из моего подвала в ее прекрасный дом над Рейном?

Мари ничего не ответила, чокнулась с отцом и медленно выпила. Гала вернулась с коробочкой устриц.

- Такие жирные, просто прелесть! Самые лучшие устрицы октябрьские! Пожалуйста, Мари, это все тебе! Боже, какого я сейчас видела страшного человека! Весь в черном, сидит на своем мотоцикле, а глаза белые, как вата... Он посмотрел на меня и крикнул: "Пиф-паф, птичка!" У меня даже мурашки побежали по коже...

- Накурился, идиот, - сказал Вернье, - сколько же таких несчастных!

Папас принес лимон, ножичек, чтобы вскрывать устрицы, и включил музыку. Зазвучал знакомый голос: бритоголовый актер Савалас запел грустную песню, его греческий был ужасен, все-таки он теперь работает в Голливуде, думает по-английски, а если думаешь на другом языке, теряешь правду родной речи.

- Мари так вкусно ест, - Вернье видел, как дочь смаковала устрицу, - что мне тоже захотелось.

- Я куплю еще! - Гала поднялась со стула.

- Сядь, - остановил ее Вернье. - Открой мне пару раковин, я чокнусь с Мари... Помнишь, маленькая, как я накормил вас с Гансом бульоном из мидий на Капри?

- Я все помню, папочка, и поэтому мне ужасно хочется выпить с тобой еще один бокал...

90

26.10.83 (18 часов 34 минуты)

Мишель Бреннер завороженно внимала Гиго; она теперь не могла провести без него ни дня; сразу же рвала с теми, кто говорил ей о Гиго плохо; она окончательно растворилась в его властной силе.

- Мы живем в эпоху тирании рассудка, - медленно потягивая виски, вещал Гиго. - Это есть проявление старчества нашей культуры. Мы живем в пору конца этой цивилизации, грядет новая. Ты не можешь не ощущать, как повсюду проявляется скрытая борьба против научности; ее первым апологетом был великий скептик Ницше. Посмотри, чем живет физика наших дней. Поражает скромность ее задач, ограниченность вопросов, которые она перед собой ставит. Каждая культура существует тем, что верует в свое бессмертие. История не знает даты, когда началась гибель Эллады, но ведь Эллада погибла. Принцип сохранения энергии, который был абсолютом в дни моей школьной молодости, отринут, поскольку мы утверждаем ныне, что энергия есть бесконечное в бесконечном пространстве. Ньютон утверждал необходимость постоянной массы. Ныне этот постулат отринут. Мы знаем движение нашей планеты относительно солнца, но нам неведомо абсолютное движение солнечной системы в пространстве. Время движения света утеряло свойство абсолютной величины. Рано или поздно будет упразднено постоянство физических величин, в определение которых входит время...

Гиго поднялся, начал раздеваться; Мишель нравилось смотреть, как он лениво, небрежно бросает на спинку стула рубашку, брюки, трусы; ее всегда раздражал маленький аккуратизм Бреннера, его страсть к порядку; в нем не было полета, он никогда не мог видеть и чувствовать мир так, как его понимает Гиго, тревожно, и широко. А еще снисходительно, как же это достойно в мужчине, снисходительность и спокойствие, как хочется пройти сквозь тот невидимый барьер, прижаться к нему, к этому огромному, податливому, но властному человеку, чувствовать свою нужность ему, растворяться в этом ощущении, испытывать блаженное спокойствие, тишину...

Бедный Бреннер, мне его жаль все-таки, подумала Мишель, как же мала его жизнь, ограничены интересы, суетны поступки, как мне было горько и унизительно подлаживаться под него все те годы, что мы провели вместе, но я должна быть благодарна судьбе и за это, потому что после пустых и неинтересных лет пришел Гиго...