— Вот машина так машина! — сказал он, нехотя тормозя. — Хотел бы я как-нибудь попробовать ее на полную катушку.
— Попробуете, — сказала она. — Давайте посидим минутку. Я хочу поговорить.
— Слушайте, — сказал он со смехом. — Я ведь почти не знаю вас. Боюсь, что вам придется отвезти меня домой. Или я должен выйти и идти пешком?
Леона откинулась и посмотрела в ночное небо — черное бархатное покрывало, разорванное острыми звездами и холодным лезвием месяца.
— Салли Хант, — сказала она, недоумевая. — Никогда бы не подумала, что у вас может быть что-то общее с ней.
Он снял руку с руля и положил ее на спинку сиденья.
— А почему бы и нет?
— Просто я так чувствую. Мне приходилось довольно много ездить. Отец берет меня повсюду — за границу и тому подобное, и я встречалась со множеством людей. Невольно начинаешь их как-то классифицировать. Вы и Салли абсолютно разные люди. Целый мир между вами.
— Вы имеете в виду, что ее родители состоятельные люди и мне нечего и равняться с ними? — с горечью спросил он.
— Вы совершенно неправильно меня поняли, — поспешно сказала она. — Я об этом совсем не думала.
— Нет? Но тогда о чем же?
— Я думаю о том, что Салли подходит для провинциального города, из которого вы оба приехали. Но вы совсем другого типа человек.
— Другого? И вы можете это утверждать?
— А что? — спросила она. — Вот эти ребята на танцах. Студенты из состоятельных, благополучных, респектабельных семей. Рядом с вами они как дети. И почти все они так и останутся детьми на всю жизнь.
— А я?
— Вы нет. Вы не ребенок, Генри. Может быть, вы никогда и не были ребенком…
Именно в эту минуту он и поцеловал ее — грубо, страстно, таким долгим поцелуем, что охвативший ее трепет успел проникнуть в каждый ее нерв.
Потом он откинулся на сиденье и долго смотрел на Леону оценивающе, как мастер смотрит на дело своих рук.
— Я всегда мечтал поцеловать миллион долларов, — сказал он.
— Ты пойдешь далеко, я знаю. Это чувствуется в твоем взгляде. В том, как ты воздействуешь на других людей. На таких, как я.
Его лицо приняло холодное и циничное выражение.
— Смешно, — сказал он. — Сижу здесь и выуживаю комплименты у девушки, которую со всеми ее миллионами, меховыми пальто и «бугатти» я больше никогда не увижу.
— Ты не знаешь, — сказала она. — Ничего ты не знаешь.
— Не понимаю, — сказал он.
— Поймешь, — мягко сказала она. — Только не сразу. Расскажи-ка мне лучше о себе.
— Тут нечего рассказывать. Я, как говорится, не из тех, что родились в рубашке. Старик мой развозит уголь, когда трезвый, и произносит речи о бедности, когда пьян. С матерью было бы лучше, если бы она не связалась с отцом. У нее кое-какое образование, она хотела учиться и дальше. Вместо этого она разрывается на части, поднимая шестерых детей, не давая им помереть с голоду и оплачивая крышу над головой, хоть и дырявую… Вот и все. Американская мечта!
— А как же ты? — спросила она. — Ведь ты совсем непохож на…
— На босяка? — сказал он. — Нет, со мной не так уж все плохо. Мать заставила меня учиться и дальше после восьмилетки; тут обнаружилось, что я умею быстро бегать с футбольным мячом под мышкой. [2] Имеется в виду американский футбол.
Я стал большой шишкой. Салли познакомила меня со своими родителями, и я понравился ее старику. Он предложил мне работу в самой большой аптеке города.
— В аптеке! — воскликнула она. — Ну, Генри, это судьба!
— Конечно, — ухмыльнулся он, разделяя ее сарказм. — Я так и думал, что ты это скажешь.
— Скажи, — весело спросила она, — что, мы так и работаем в аптеке?
— Конечно, — сказал он.
— А как же Салли? — спросила она.
Он ответил не сразу:
— Салли — хорошая девочка. Мы с ней друзья. Не больше. Ее родители очень добры ко мне. Помогали, когда дома было совсем худо. Но не знаю… Иногда мне кажется…
Он не смотрел на нее. Глаза его были сосредоточены на чем-то далеком, что было за темным лесом по ту сторону дороги, на чем-то таком, чего ни он, ни она не могли сейчас видеть.
— Да? — мягко напомнила она. — Тебе кажется?..
— Кажется, что я загнан в ловушку. И что бы я ни делал, я никогда не добьюсь того, чего хочу. Потому что я хочу слишком многого.
Они молчали. Генри предложил ей сигарету, взял одну и себе и зажег обе. Наконец, выпустив клуб дыма, он повернулся к ней и с усмешкой сказал:
— Послушай, ты вместе со своим чертовым «бугатти»! Поехали-ка назад, в колледж.
Всю обратную дорогу и пока Генри ставил машину на стоянку, а потом открывал для Леоны дверь, оба молчали. И только на ступеньках колледжа она тронула его за рукав.
Читать дальше