Фридрих Незнанский - Я убийца

– Не двойник, – Юрий чокнулся рюмкой, – не прикрышка. Выпьем за честных людей! Способных любить и быть любимыми!

Они выпили.

– Какой-то хитрый тост, – прищурился Борис. – Ты что имеешь в виду?

– Ну прости, – Гордеев вилкой подцепил пельмень. – Хотел сказать красиво.

– Коньяк закусывает пельменем. И хочет говорить красиво. Ты же адвокат! Что, забыл? Дома ты должен отдыхать от всяких там красивых слов.

– Вот и отдыхаю. А ты не сбивайся с хода рассуждений. Тоже мне, следователь. Исследователь!

– А что? Вот. Ну и… Хотя бы вспомни сегодняшний вечер. Попов под колпаком уже второй день. Если бы хоть что-нибудь. Разве мне бы не сообщили? Ты сам подумай!

– Тебя запугивает сам киллер?

– Очень похоже. Но странно, что он, имея возможность убирать клиентов тихо, пулей, режет ножом. На глазах у множества свидетелей!

– Борис! Это важная деталь! Наливай!

– Ни-ни! Вот теперь я созрел для очень важного звонка. Сейчас я позвоню.

– Кому? – ужаснулся Гордеев. – Уже глубокая ночь! Все приличные люди спят.

– Самое время! Дай мне трубку!

– Опомнись, Борис! У тебя скоро аттестационная комиссия.

– Вот имен-но. Мне надо сроч-но поз-звонить жен-не!

– Не осложняй. Давай пропустим эту высоту? Она у тебя мученица и страстотерпица.

– Это еще почему? Из-за меня?

– Нет. Просто так. По жизни. Это ее суть такая.

– Юра, не морочь мне голову! Я так перенервничал сегодня. Какая пакость со мной произошла. Уму непостижимо!..

– Ложись спать. Я сам позвоню твоей жене. И все ей объясню. Так будет лучше.

– Только не пугай ее. Соври что-нибудь. Ты же адвокат! Ты же хотел сказать красиво! Вот и скажи. Мол, утонул при спасении утопающего. А мы его вытащили. Сейчас откачиваем. Утром подвезем.

– В чем тут красота? – наморщил лоб Гордеев.

– Утро… Туман… Река…

Борис, слегка покачиваясь, прошел в комнату и, не зажигая света, грохнулся на хозяйский диван. Практически уже в процессе падения зазвучал мощный, низкочастотный храп.

– Крепкий мужик, – оценил Гордеев.

И начал убирать посуду.

Собрал все грязные тарелки, вилки, рюмки, сложил их в мойку. Принес из комнаты телефонную трубку – тоже положил в мойку. Открыл горячую воду и ужаснулся:

– Как же я Борькиной жене звонить теперь буду? Надо одеваться. И идти на улицу искать автомат.

Когда он с трудом все-таки нашел пиджак, в кармане заверещал мобильный телефон.

– Чудо двадцатого века! – обрадовался Юрий. – Алло! Я слушаю вас! С огромным удовольствием!

– Юрий Гордеев? – спросил женский голос.

– Весь во внимании!

– Это жена Бориса Антоненко вас беспокоит. Мне позвонили с его службы, все рассказали. Вот я хотела бы удостовериться. А то волнуюсь. Вы уж извините. Боря у вас?

– У меня. Мы тут немножко поговорили. И он велел передать, что утонул. А мы его откачаем к утру. Туман… Река…

И вдруг осознав всю чушь произнесенного, Гордеев горько устыдился и скорбно сознался:

– Простите меня. Мы выпили. И он спит.

– Слава богу, – жена заплакала. – Спасибо вам! Я утром заеду за ним. Вы мне дадите свой адрес?

– Не стоит. Он в порядке. Сам к вам приедет. Честное слово!

Антоненко вдруг вскинулся на кровати и сказал убежденно:

– Завтра поедем к Попову!

И снова захрапел.

Машина мчалась по Кутузовскому к Можайке. Там находился автосервис, которым командовал бывший зам по тылу подполковник Попов. Они ни о чем не предупреждали его, так как делать такие предупреждения по телефону все равно что, кидая камешки в пруд, надеяться, что попадешь в карася.

С утра после бурных событий ночи Антоненко проснулся с теми же словами, с какими заснул:

– Будем брать Попова.

И разразился логической тирадой, из которой выходило, что в Бутырке парится портной, сумасшедший, мазохист, придурок, интеллигент, кто угодно, только не убийца. А убийца на свободе, и следующей его жертвой должен стать как раз Попов – по этой странной логике убивать начальников сидящего в Бутырке Игнатьева. Еще, правда, оставался генерал-майор медслужбы. Но до генерала убийце надо еще дотянуться, и, хотя оба не сомневались, что у бизнесмена на горюче-смазочных материалах не может не быть собственной охраны или хотя бы одного телохранителя, подозревали, что квалификации последнего не хватит, дабы остановить мстителя. То, что убийства носят не ритуальный характер и убийцу не интересует мотив наживы, они поняли давно. И то, что убийца не сексуальный маньяк, тоже. Для сексуального маньяка не обязательно, чтобы жертва была другого пола. Испытать наслаждение кровью и мучениями жетвы – вот основной позыв к преступлению. Не интересовало убийцу и самоутверждение. Он не искал славы и в своем волчьем одиночестве больше походил на фанатика, зараженного одной идеей. Подозревая за убитыми темное прошлое, оба, и адвокат и следователь, пришли к одному выводу: убийца, произвольно трактуя принципы справедливости, возложил на себя функции государства. Это мог сделать только глубоко обиженный этим государством человек или воспринявший произошедшее с ним как вопиющую несправедливость.