Фридрих Незнанский - Москва-Сити

Именно в этот период я познакомился с замечательным человеком, помощником мэра по приемной, – назову его Калитиным. Этот человек, к слову, был помощником по приемной и при Промыслове, и при Гончаре, и при Попове, однако настоящим городским головой он считал только нынешнего мэра – а уж Калитину-то было с чем сравнивать. Он объяснял мне этот расклад так: «Кто говорит: он, мол, жулик, – а я говорю: он патриот. И знаешь почему? Ну по тому, что он делает все для нас, для города, – это само собой, это всем видно. Но главное – он, как и я, из Кожевников, понял, госсоветник юстиции? Он, как и я, голубей гонял. А все остальное – это х…ня, извини за невольную резкость. Так и передай всем, кому надо… А то они переселяются сюда – кого в Думу избрали, кто в правительство попал, – ах, какая она, эта ваша Москва, ужасная! Я обычно такому говорю: почему – наша? Она и твоя тоже – ты ж уже сам москвич, ты здесь десять лет живешь, у тебя здесь дети, я знаю, школу кончают… Ах нет, это чужой, это враждебный мне город!… Вот это мило! А зачем же ты здесь живешь да семью перетащил? Уезжай… Нет, не уезжает ведь! Мучается… Тут один такой мученик написал в газете: дескать, Москва поняла свое место в новой действительности после того, как ее опидорасили. Так и написал. Опустили, дескать, как урки в лагерях опускают. Так знаешь, как мэр наш возненавидел этого писаку за одно это слово! Как это: про его любимую Москву – и на таком уровне. Ну и дал ему понять… А тот, сучонок, окрысился, подлость затаил, все ждал момента, чтобы тяпнуть… Знаешь, правильно говорят: раздави клопа – и сам клопом вонять начнешь… Вот они его и жрут все скопом, клопы-то эти… – Он вдруг засмеялся. – Нет, ребята, мы с мэром патриоты. Лучше города не бывает на свете. А потом, все мы здесь теперь, после войны, приезжие. Коренных-то – у которых здесь деды-бабки родились – не так уж и много. Все мы приезжие, только приехали в разное время, понимаешь? Но если ты здесь вырос, то уже ни на какой другой город его не променяешь. Согласен?»

Я был абсолютно с ним согласен, за что сейчас, когда я по своим делам встретился с Калитиным и случайно заикнулся о том, что вообще-то хорошо было бы достать повестку дня того самого заседания правительства, Калитин с ходу предложил мне распорядок дня мэра на то самое 19-е число, когда подстрелили Топуридзе: может, мол, пока чем поможет хоть это. Я согласился.

Итак, на утро 19 декабря у мэра было назначено то самое заседание правительства, потом была запланирована поездка на новостройку в один из окраинных районов города – эти ревизионные поездки были введены мэром в систему с самого первого дня. Потом он должен был попасть на гражданскую панихиду по знаменитому актеру, погибшему в нелепой автокатастрофе, – они с женой, как театралы еще со студенческих лет, очень этого актера любили, да и вообще, мэр не упускал ни одного случая пообщаться с творческой интеллигенцией. Следом у него была запланирована поездка в Кремль – мероприятие, пожалуй, из малоприятных, верхняя власть втихаря давила его и гнобила: слишком высоко, мол, ты, соколик, с этой своей столицей занесся. А она не твоя вовсе, столица-то, она наша… Ты думаешь, ты поли-тик? Ты власти хочешь, да? А мы тебя к ногтю. Хозяйственник ты, паря, и ничего больше…

Тут как бы сказалось давнее уже противостояние: «Москва – вся страна». Москву повелось тихо ненавидеть с тех времен, когда Брежнев начал строить коммунизм в одном отдельно взятом городе, в результате чего чуть не вся страна ездила в Москву за продуктами… Понятное дело, образцовый коммунистический город должен был стать ненавистным всей остальной – необразцовой и некоммунистической – стране. Но при чем тут, спрашивается, нынешний мэр?

Она проявлялась часто, эта нелюбовь, в том, с каким удовольствием Дума урезала городской бюджет, на который ее власть вроде бы и не распространялась, в том, с каким удовольствием транслировали на всю страну травлю мэра и с каким удовольствием эту травлю наблюдали.

– Да что ему не работать, – говорили другие губернаторы, – они же там, в Москве, за наш счет жируют, на денежных потоках сидят…

Напрасно столичный мэр доказывал, что говорить так – все равно что говорить о тетках, которые в Мирном на сортировке пересыпают алмазы из одной эмалированной кастрюли в другую, будто они, эти тетки, сидят на несметных богатствах… Впрочем, чего они стоят, все эти аргументы, – блеск чужого богатства всегда ослепляет сильнее самих драгоценностей.