— Я иду с вами.
Тьебо помог актрисе накинуть на плечи норковую накидку и проводил ее вниз. Да, действительно, как было не восхищаться поистине пигмалионовым трудом Красавчика Шарля, который сумел за такой короткий срок превратить маленькую плясунью из Лас-Вегаса, невежественную и никому не нужную, в Мишель Ванье!
Назавтра у «цирка» Шальвана был выходной, потому что после съемок группа вернулась в Ажен далеко за полночь.
Комиссар явился в «Приют якобинцев» к одиннадцати часам утра.
Янник Дютур ждала его в телевизионном салоне. Она читала журнал. На ней была довольно длинная и широкая юбка из черного вельвета, сапожки в цвет и красный свитер с высоким воротником. Шевелюра белого пуделя придавала молодой женщине весьма задорный вид.
Тьебо провел свидетельницу в отдельный кабинет — тот, где он беседовал с Элен Мансар. Там все оставалось по-прежнему, только на камин поставили хрустальную вазу с большим букетом чайных роз.
— Присаживайтесь. Надеюсь, я не помешал вам отдохнуть?
— Вы выбрали очень подходящее время, комиссар.
Прямой взгляд, открытая улыбка. Зубы действительно очень красивые — в тот раз он правильно это отметил… Кажется весьма уверенной в себе и даже с каким-то любопытством ожидает, какой оборот примет дело.
— Довернь рассказал мне о ваших отношениях с Шарлем Вале. Простите, что приходится возвращаться к неприятной для вас теме, но обстоятельства требуют.
— Я понимаю.
— Где вы познакомились с ним?
— В Ницце на съемках.
— А раньше слышали о нем?
— Как о профессионале.
— Вы тогда же и стали его любовницей?
— Да. — Она помолчала, сделав жест, означавший, видимо: такая уж была судьба… — Он был необыкновенно обаятелен, комиссар. А его манера ухаживать позволяла ощутить себя и очень умной и замечательно красивой. Ну, просто королевой. В таких условиях трудно сопротивляться. — Она засмеялась, и смех ее был светлым, каким-то радостным. — Да я и не понимаю, почему, будучи совершенно свободной, я должна была сопротивляться! Он мне понравился, я и уступила. Даже не без энтузиазма. Со мной вообще случаются такие неожиданности.
— Сколько времени продолжались съемки?
— Месяц.
— А потом вы снова встретились в Париже?
— Да.
— Вы жили у него?
— Нет, но регулярно там бывала.
— С какого момента между вами начались трения?
— С конца второго месяца, когда я объявила ему, что беременна.
— Его реакция?
— Тут же предложил отправиться в Лондон в известную ему специализированную клинику.
— И вы отказались?
— Категорически!
— Как он отнесся к вашему отказу?
Янник поморщилась.
— Плохо… Выяснилось, что я проститутка, которая хочет прибрать его к рукам.
Тьебо заглянул ей в глаза.
— А вам не хотелось стать его женой?
— Ох, комиссар, если б я ответила «нет», — соврала бы! Как я была в него влюблена! Но, честное слово, я ничего не замышляла заранее!
Янник не мигая смотрела комиссару в лицо своими большими серо-голубыми миндалевидными глазами. Не похоже, что лжет…
— Вы это ему сказали?
— Конечно.
— И он не поверил?
— Естественно.
— Как он вел себя после этой сцены?
Она пожала плечами.
— Заверил меня, что, коли я уж так хочу сохранить ребенка, он сумеет взять на себя ответственность в нужный момент. А через два месяца, ничего мне не сказав, уехал в Японию. И вернулся за три месяца до моих родов. Мы встретились, я была — как слон… Шарль стал объяснять мне, как долго он думал…
— О чем?
Она посмотрела на комиссара с явной насмешкой.
— Как о чем? Япония открыла ему, что в Ницце я не была девственницей и что я переспала с ним спустя всего лишь сорок восемь часов после знакомства… Еще ему открылось, что никто не может доказать, что в Париже я хранила ему верность, а следовательно — у него сильные подозрения, что будущий ребенок — не его!
— И потому он его и знать не желает, так?
— Так.
— Но, тем не менее, он ведь согласился полностью или частично содержать ребенка?
Янник расхохоталась.
— Да что вы, комиссар! Он ведь считал себя великим логиком! А финансовое участие подразумевало бы, что он, пусть не явно, но признает ребенка своим… Нет, он сделал по-другому. Так, чтобы и волки сыты, и овцы целы: он так или иначе всегда помогал мне с работой. Я ни разу не сидела в простое, без картины. Это и была материальная ответственность в его стиле.
— Но этого же не всегда достаточно!
— Конечно, но ему-то какое дело? У каждого своя мораль, комиссар. В конце концов, если я сама захотела оставить ребенка, то с того момента, как Шарль любезно предложил мне смотаться в Лондон, чтобы от малыша избавиться, все, что было связано с моим сыном, его совершенно не касалось.
Читать дальше