Анна Ольховская: Танцующая саламандра

— Аргументируй.

— Никто из команды человеческих менталистов не мог видеть упавшего возле машины Дворкина, его скрывал корпус джипа. А Павел — видел. И я не смог пристрелить одну из наших главных проблем.

— Не уверен, что ты прав, но с доктором нашим поговорю, — задумчиво произнес Ламин. — И эта его оговорка, когда он в себя пришел…

— Какая?

— Он сказал «мама Марфа», а не «мама Магда». То есть назвал имя той, кто его реально вырастила и заменила ему мать. Подсознательно назвал, причем даже не заметил этого.

— Ну вот, видите? Раздвоение!

— Ладно, примем меры.

И Ламин направился к выходу из тренажерного зала.

— Так что насчет этой девицы, Моники? — крикнул ему вслед Макс.

— Займись ею.

— С удовольствием.

— Боюсь, что удовольствия ты получишь мало, — усмехнулся Ламин, остановившись в дверях. — Ты не забыл, что эта девица — одна из двух оставшихся у следствия свидетельниц в деле Сигизмунда Кульчицкого? И теперь, после нападения и похищения Венцеслава, Дворкин усилит меры безопасности. Может, стоит ею заняться после суда?

— Кстати, о суде. — Макс, тяжело дыша, выключил дорожку и остановился. — Вы собираетесь выполнять обещание, данное Магдалене Кульчицкой? Она ведь сотрудничает с нами только ради этого своего приемного сыночка, Гизмо. Которого вы пообещали вытащить из тюрьмы официально, оправдав по суду.

— Мало ли, что я обещал, — отмахнулся Аскольд Викторович. — Слово, данное обезьяне, можно забыть. Магдалена уже сделала для нас все, что могла, на данный момент от нее нужна не помощь, а польза. Физического плана, так сказать.

— Вы имеет в виду эксперименты и опыты?

— Именно их я и имею в виду. А для этого нам вовсе не требуется согласие Магдалены или ее добровольное участие.

— А как же Павел? Он ведь обожает «маму Магду», преклоняется перед ней за то, — Шипунов нарочито пафосно завыл, — что она не послушала своего бессердечного мужа, велевшего убить несчастного уродца, дабы этот генетический мусор не позорил старинный род Кульчицких! Венцеслав заменил родного сына ребенком няньки Марфы, а змееныша приказал придушить по-тихому! Но мужественная Магдалена не смогла этого допустить и, рискуя всем, спасла малыша и вырастила его умным, сильным, честным! И Павел не позволит кому бы то ни было обидеть его матушку!

— Хватит паясничать, — поморщился Ламин. — Мы просто скажем Павлу, что Дворкин взял Магдалену в заложницы и требует обменять ее на Венцеслава, обещая в противном случае убить Магду. Наш парень взбесится еще больше, людишек ненавидеть станет еще сильнее, что нам только на пользу. А мы тем временем отправим его биологическую маменьку — вместе с папенькой — на опыты. И если даже Павел выйдет из-под контроля, я уверен, что к тому времени у нас уже будет несколько новых жизнеспособных гибридов. Кстати, я собираюсь познакомить Павла с моей дочерью, Ксенией. А вдруг у него получится естественным путем произвести на свет смешанное потомство?

— Встречное предложение, — глаза Шипунова плотоядно вспыхнули, — могу я задаться той же целью, но с Моникой?

— И что ж тебе так покоя не дает Павел? — покачал головой Аскольд Викторович. — Теперь ты хочешь заполучить его девушку. Комплексы, что ли?

— Ну почему сразу комплексы? Моника — прекрасный экземпляр человеческой самки, ее все равно надо устранять, так почему не сделать это с пользой?

— Ладно, не суетись. Хочешь отыметь самку Павла — имей. В конце концов, это действительно для пользы дела. Но где ты собираешься ее держать? Здесь, в подземелье, нельзя — Павел может ее засечь ментально.

— Вряд ли. Наш город слишком велик даже для него. А камень стен и потолков надежно блокирует мысленную энергию уже в радиусе десяти метров. Так что ничего и никого Павел не засечет.

— Нет.

— Что — нет?

— Сюда везти Монику нельзя.

— А как же Магдалена? — прищурился Макс. — Вы ведь собираетесь привезти ее именно сюда? Павел точно так же засечет «матушку», как мог бы засечь Монику.

— Нет, не точно так же. Магдалена по отношению к своему родному сыну не испытывает ничего, кроме отвращения и ненависти. И даже если Павел каким-то образом «услышит» эту женщину, ему и в голову не придет, что это его мать. Так, какая-то человеческая самка, ненавидящая рептилоидов.

— Ну, не думаю, что Моника здесь будет на седьмом небе от счастья, — похотливо облизнулся Шипунов. — Я, конечно, буду стараться, очень стараться удовлетворить эту самку, но вы же понимаете… Так что ненависть к рептилоидам и в данном случае будет присутствовать, увы и ах! А вот насчет ее любви к нашему гибриду — от нее, от любви этой, мало что останется. Я гарантирую.