Люся Лютикова - Все хорошие девочки попадают в рай

Мужчина — как унитаз в общественном туалете: либо занят, либо полон дерьма.

Именно к этому выводу сводились все мои рассказы об очередном ухажере, на которого я возлагала огромные надежды — увы, всегда неоправданные. В последний раз, помнится, я рассказывала одну из таких историй моей подруге Катерине почти год назад (боже, неужели так давно?!). «Не надо думать, — вещала я голосом пифии, — что ты самая умная. Считать, что другие девушки, хваткие лишь до денег, не разглядели его чуткую душу. Вот именно, что разглядели намного раньше тебя и немедленно дали деру. Тем самым сэкономили себе кучу времени и нервов на поиски более подходящего объекта. А ты в это время умилялась тому, что через каждое слово он вставляет «мама». «Какой заботливый сын! И это в наше равнодушное время!» — восторгалась ты, утирая сентиментальную слезу. Пока, наконец, он не предложил тебе сходить на первое свидание в театр всем втроем: ты, он и его мамочка. Вернее, в обратной последовательности: его мамочка, он и ты. Потому что мамочка у него всегда была, есть и будет на первом месте».

Катерина всегда внимательно меня выслушивала, сочувственно кивала, но сама ничего о личной жизни не рассказывала. И не потому, что не доверяла. Просто эта самая личная жизнь у нее начисто отсутствовала.

Нашей дружбе уже почти двадцать лет. Я познакомилась с Катей Сойкиной в пионерском лагере. Тогда у нее были две тоненькие косички и очки в уродливой пластмассовой оправе. Я сразу же закрепила за ней имя Катерина — такой она показалась мне правильной и серьезной. Позже я разглядела за бесстрастной внешностью робкую и ранимую душу и немедленно взяла соседку по палате под свою опеку. Это покровительство продолжается по сей день. Хотя, если разобраться, еще неизвестно, кто кого опекает. Не представляю, как бы я пережила все свои проблемы на личном фронте, не будь у меня такого великолепного слушателя, готового в любой момент превратиться в жилетку для рыданий.

Единственный недостаток моей подруги — поразительная стеснительность. До недавнего времени Катерина могла просидеть весь вечер в компании не сказав ни единого слова. А уж заговорить с незнакомцем на улице было для нее настолько же нереальным поступком, как для меня, например, пройтись голой по Красной площади. Нет, пожалуй, даже еще нереальнее.

Несколько лет назад я забила тревогу. Призывала подругу проконсультироваться с психологом, сходить на групповые тренинги общения. Или, на худой конец, просто приставать на улице к прохожим с разными просьбами: начиная с невинной «Не подскажете, который час?» и заканчивая высшим пилотажем — «Простите, вы не почешете мне спинку?». Катерина кивала, обещала что-нибудь сделать, но так ничего и не предпринимала. Максимум, на что она решилась, — участвовать по моему совету в интернетовских чатах. Все-таки там никто никого не видит. Но и то сначала Катерина лишь регистрировалась, присоединялась к какой-нибудь компании и просто читала высказывания других участников. Даже если кто-то обращался к ней лично, она ничего не отвечала. В общем, точно так же отмалчивалась в уголочке, как делала это в жизни. Однако со временем наметился прогресс. Молчание сменилось робкими «да» и «нет», затем последовали более развернутые ответы. А через несколько месяцев Катерина уже щебетала со своими виртуальными приятелями, как пташка.

Изменения последовали и в реальной жизни. Поведение подруги стало чуть смелее, чуть раскованнее, хотя, конечно, по сегодняшним меркам оставалось просто монашеским. Но я была рада и такому прогрессу. Ничего, не сразу Москва строилась. Будут у Катерины и поклонники, и свидания, и прочие девичьи радости.

Но то, что произошло сегодня, не лезло ни в какие ворота. Едва я успела поставить в видеомагнитофон кассету с «Влюбленным Шекспиром», как раздался телефонный звонок.

— Никуда не уходи! Сейчас я к тебе приеду! — проорала Катерина и бросила трубку.

В течение получаса я не находила себе места, предполагая самое худшее. Почему у нее был такой дикий голос? И вообще, орущая Катерина — это нонсенс! Когда она наконец появилась на пороге моей квартиры, я была до того взвинчена, что не сразу заметила произошедшие в ней изменения. И лишь когда она кокетливо крутанулась передо мной на высоких каблуках — «Ну, как я выгляжу?» — до меня дошло, что где-то сдохла целая семья медведей.

Во-первых, шпильки. Подруга никогда не носила туфли на каблуках, считая (безо всяких на то оснований), что у нее слишком уродливые лодыжки, чтобы их подчеркивать. Теперь же на ее ногах красовались элегантные черные лодочки на тонком высоком каблуке. Во-вторых, восхитительное черное платье, открывающее все, что только можно, и в то же время парадоксальным образом остающееся в рамках приличий. Подобный фасон совершенно не вязался со стеснительностью подруги. И в-третьих, губы. Помада была хоть и неяркая, натурального бледно-розового цвета, но это все-таки помада! Насколько я помню, в первый и единственный раз Катерина пользовалась ею на школьном выпускном вечере, а затем просто подарила мне за ненадобностью почти новый тюбик.