Джеймс Чейз - Минутная слабость

— Вал… я думаю, тебе следует сложить вещи и вместе со мной вернуться домой. Я должен поспеть на пятичасовой рейс. Ты можешь поторопиться? Поговорим в самолете.

— Я остаюсь здесь, папа. Что мне делать в Нью-Йорке, если Крис остается тут?

Ее отец сдержал нетерпеливый жест.

— Я беседовал с Густавом, — сказал он. — Он говорит, что Крис может со временем поправиться; я хочу, чтобы ты уяснила нечто весьма существенное: из-за этой временной потери рассудка сейчас Крис должен находиться под присмотром врачей. Поскольку он добровольно остался в клинике, его не признают официально сумасшедшим, но если он проявит стремление покинуть лечебницу, Густаву придется это сделать.

— Это еще одна причина, по которой я должна остаться здесь и ежедневно навещать его, — твердо сказала Вал.

— Не думаю, что Густав одобрит ежедневные визиты, Вал.

— Он не сможет запретить мне.

Треверс, нахмурившись, посмотрел на свои ухоженные руки.

— Наверно, Вал, я обязан сказать тебе об этом. Крис способен совершить насилие.

Вал встала и подошла к окну. Постояла там спиной к отцу. После затянувшейся напряженной паузы Треверс сказал:

— Давай, милая, собирайся. Времени у нас в обрез.

Вал повернулась. Ее решительный вид испугал Треверса.

— Доктор Густав сказал тебе это?

— Что Крис опасен? Да. Тебе не позволят видеться с ним наедине.

— Не понимаю. Наши свидания всегда проходили без посторонних. Что-то изменилось?

— Боюсь, что да. Это временное отключение сознания — опасный сигнал. При его травме он способен во время очередного отключения броситься на кого-то из близких ему людей. Это одна из тех странностей, которые я до конца не понимаю. Густав утверждает, что Крис способен совершить попытку убийства. Рядом с вами во время свидания всегда будет заходиться санитар. Ты ведь не захочешь навещать его при таких условиях?

— Я буду навещать его при любых условиях, — сказала Вал. — Я остаюсь здесь.

— Бедняжка Вал! Ты действительно любишь его, да?

— Да, я люблю его. Я надеюсь, что и он, окажись я в его положении, не покинул бы меня. Не будем говорить об этом. Я остаюсь, папа.

Треверс встал.

— Тогда я еду. Я успею на более ранний рейс. Держи меня в курсе. Может быть, тебе стоит пригласить сюда кого-нибудь из твоих подруг, но, думаю, ты справишься одна.

— Со мной все будет в порядке. Мне лучше побыть одной.

— Ты не одна. У тебя есть я. — Он с надеждой посмотрел на дочь. — Правда ведь?

— Да, у меня есть ты, — сказала Вал.

По выражению лица дочери, по тону ее голоса Треверс с горечью понял несбыточность своей мечты вернуть Вал в его большой опустевший дом и снова связать воедино их жизни.

Ли Харди был хорошо известен полиции. Его знали как нечистого на руку картежника, который владел небольшим телеграфным букмекерским агентством: он зарабатывал кучу денег, умудряясь не нарушать законы.

Террелл и Биглер прибыли в его состоящую из двух комнат контору на Северо-Западной 17-й авеню. Эффектная блондинка управлялась с батареей телефонов и вела дела, когда Харди пропадал на бегах. Она сообщила полицейским, что ее шеф только что отправился домой.

Они вышли на раскаленную улицу, сели в машину и помчались на Бэй-Шор-драйв, где был расположен четырехкомнатный пентхаус Харди, окна которого выходили на Бискайский залив.

Дверь открыл сам Харди. Он был крупным, атлетически сложенным мужчиной с темными волосами, загорелой кожей, голубыми глазами и ямочкой на подбородке, которая нравилась многим женщинам.

Он ответил на суровые, неприветливые взгляды полицейских широкой ослепительной улыбкой. Красно-золотистый халат прикрывал загорелое, волосатое тело Харди. На ногах у него были шлепанцы из мягкой красной кожи.

— Начальник! Вот это сюрприз! Заходите. Вы прежде не посещали мою скромную обитель, да? Заходите… и вы тоже, сержант.

Мужчины прошли в большую шикарно обставленную гостиную с верандой, выходившей на залив. Вдоль одной из стен комнаты за стеклянным экраном тянулись длинные стебли ярких, пестрых орхидей. Убранство комнаты было выдержано в белых и лимонно-желтых тонах. На широком диване с белыми и желтыми полосами полулежа расположилась прекрасно сложенная девушка, иссиня-черные волосы которой падали на ее золотистые загорелые плечи. Она была в белом кимоно, из-под распахнутых пол которого виднелись загорелые бедра.

Поглядев на нее, Биглер решил, что ей двадцать три или двадцать четыре тода. Ее лицо напоминало мордашку китайского мопса, оно было привлекательным и непростым.