И приснился мне, Таня, мой дорогой и любимый Павел Иванович, одетый в какую-то шкуру. Как будто иду я по улице среди жаркого лета, а навстречу мне Павел, ну совсем на себя не похожий, грязный, в детской шубе из искусственного меха. Доха ему мала, рукава до локтя. Жуть! Смотрит на меня, но не узнает, и что-то бормочет невразумительное и руками машет сердито так. Я подхожу и слышу: „Зачем женщин на улицу пускают? Ведь тут же дети ходят, дети!“
Тут я проснулась. Что с моим Павлом Ивановичем могло случиться, не знаю. Все-таки что-то дурное. Ведь если бы мы ссорились или еще что-нибудь, а то совсем ничего. Уехал на работу и не вернулся. Даже не позвонил, хотя обычно всегда названивал, очень внимательный, очень. У него, конечно, бывали командировки, но не так, чтобы на полтора месяца. Да потом он меня обо всем оповещал. Ой, ключ поворачивается…»
Авилов откупорил бутылку вина, разлил по бокалам и посмотрел на свою одноклассницу. Сама женщина, женщина по сути. И беззащитная, и напряженная. Он закурил, пытаясь пускать дым кольцами.
— Ира, я не против, чтобы ты здесь жила. Мне это приятно. Но у тебя, кажется, ко мне дело. Может, расскажешь?
— Алик, я все собираюсь, и как-то не могу решиться… Дело в муже, а ты его не любишь… Она посмотрела вопросительно.
— Нет. Предпочитаю женщин.
— Не шути. Мне трудно говорить… Бывают мужчины — ничего особенного, но умеют ухаживать. Сейчас это редко, когда человек, кроме тебя, ничего не видит. Чувствуешь себя центром мира, ей богу. Мама очень одобряла его обстоятельность, все-таки не мальчишка, свой бизнес, потом он развернулся — аттракционы, аквапарк, курортную зону прибрал к рукам. Потом взял подряд на строительство отеля, начал строить. Но это позже, когда Сашка с Дашкой в школу пошли.
— У тебя девочка и мальчик?
— Нет, Саша девочка.
— Надеюсь, в мою честь?
— Понимаешь, — она неуверенно улыбнулась, — у меня не было романтической любви, как у всех. Сразу брак и дети. Они погодки, поэтому восемь лет я сидела дома и даже не особо интересовалась, что вокруг происходит. Водила детей в бассейн, Дашу — на музыку, Сашу — в бальные танцы, покупала путевки на Кипр, заказывала мебель по каталогам. Уже, когда обе пошли в школу, тогда очнулась…
В общем, однажды полезла в барсетку мужа за ключами и нашла календарь с отмеченными крестиком днями. Мельком бросила взгляд — в каждой неделе перечеркнуты три дня. Алексей ужасающе педантичный, до занудности, все чеки на крупные покупки, все документы по папкам, все счета по номерам.
Я даже покраснела, когда поняла, что он отмечает. Дни, когда мы с ним, прости за подробности, были вместе. В доме у каждого своя спальня, но три раза в неделю он спал у меня. Этот календарь меня поразил. Через месяц я принялась его искать, чтобы проверить, не померещилось ли, и что же? Календарь нашла с трудом, но крестиков в неделю стало пять. А ночных визитов по-прежнему три. Тут со мной случилась истерика. Шок. Я принялась переворачивать чеки, скрепленные пачками по двадцать штук в каждой, ресторанные счета. Дальше — хуже. Купила парик, надевала очки и объезжала рестораны, откуда были счета. Я обшаривала его карманы, это стало манией…
Есть жены, которым плевать на измены. Лишь бы никто не знал, чтобы шито-крыто. Но Алексей во всех смыслах чистоплюй и примерный семьянин. Женщины у него для любви, а не для блуда. Он сам признавался, что всякий раз, как влюблялся, женился. Он так не может, чтобы его женщина, например, была чужой женой или, боже упаси, шлюшкой. Его приятели по пьяной лавочке откровенничали, что, мол, все не без греха, а Алексей в порочащих связях не замечен. А потом, мне было обидно: как это меня, меня, такую умную, красивую, хорошую обманывают? У нас разница, извиняюсь, шестнадцать лет в мою пользу…
Но когда я начала искать улики, я сразу вспомнила, как его бывшая жена мне названивала. У Алексея это третий брак, и вторая экс-жена на восемь лет меня старше. Она все время твердила, что и моя очередь наступит, это только вопрос времени и что она знает это точно. Наступит, и все. И она это говорит не потому, что желает мне дурного, а наоборот, предупредить. Что, мол, все будет замечательно, никаких ссор, внимание и забота, а потом — бац — соберет чемодан и сообщит, что уходит совсем. А дальше, хоть плачь, хоть вешайся — решение обжалованию не подлежит. Я это Алексею пересказывала, а он отвечал, мол, обиженная женщина, что ты хочешь. Но его от этих разговоров мутило. Один раз он даже сказал: «Но я ведь не клялся ей в вечной любви. Сколько любил, столько и прожил».
Читать дальше