Евгений Сухов - Криминальный репортер

— Ну и что?

Я плеснул и себе.

— А ему? — повел головой Вася в сторону оператора.

— Он не пьет, у него от водки уши пухнут, — сказал я и сделал вид, что не расслышал возмущенное бурчание Степы.

— Ну, помянем Игорька? — Василий печально посмотрел на меня и опрокинул содержимое стаканчика в рот. Я последовал примеру.

Потом он откусил немного от банана и глянул на меня:

— Из телевизора, значит?

— Да. Мы делаем сюжет о гибели Игоря Валентиновича Санина. Скажите, Василий, вы его хорошо знали? Много с ним общались?

— А он что, будет меня снимать? — снова повел головой в сторону Степы Василий.

— Да, — ответил я. — Мы ж из телевизора…

— А без этого нельзя? — спросил Вася.

— Никак, — ответил я и покачал головой.

— Тогда я тебе ничего не скажу, — заявил мужик. — Даже и не наливай мне больше.

— Почему? — принял я от него пустой стаканчик с намерением плеснуть еще.

— Ну, ты не видишь, не в лучшей форме? — убедительно посмотрел на меня Вася. — Я ж скорблю… А если кто из знакомых в твоем ящике меня увидит.

— Мы все скорбим по поводу безвременной кончины Игоря Валентиновича, — сказал я. — Так вы его хорошо знали?

— Мы… — он запнулся и почти зло посмотрел на меня: — Скажи, пусть не снимает.

— Хорошо. — Я сделал серьезное начальническое лицо и повернулся к Степе: — Выключи камеру.

— Нет, пусть уйдет совсем, — сказал Вася.

— Уйди совсем, — повторил я его слова Степе. — И чтобы никаких средних и дальних планов со мной и Василием! — добавил я еще строже, намекая на обратное. — И, вообще, подожди в машине.

Степа лишь едко хмыкнул и стал отходить от нас, время от времени поворачиваясь и снимая. Потом положил треногу в багажник, зачехлил камеру и уселся в наш редакционный «Рено».

— Так вы хорошо знали Санина? — повторил я свой вопрос.

Вася взял из моих рук бутылку, налил себе почти полный стаканчик и выпил его в два глотка. Потом откусил от банана смачный кусок и какое-то время сидел в позе известной скульптуры Родена «Мыслитель», уставив печальный взор в землю. Наконец, посмотрев на меня просветлевшим взором, гордо и пафосно произнес:

— Он был моим другом. Ты понимаешь это? — Постучав в грудь кулаком, добавил: — Лучшим другом! А теперь вот его нет.

Последнюю фразу он произнес с надрывом. В его голосе чувствовалась пьяная слеза. Чтобы говорить с ним, больше не наливать, иначе поплывет совсем, а то и зарыдает в голос. И я незаметно отставил бутылку в сторону.

— Понимаю, — отозвался я с чувством. Взор мой был горестен и серьезен. И Вася проникся:

— Молодец… Как тебя зовут?

— Алексей, — соврал я не очень уверенно. Я вообще врать не умею и делаю это лишь в силу служебной необходимости. Сейчас был как раз тот самый случай.

— Лёха, значит, — констатировал Василий. — Ну, ладно, спрашивай…

— Расскажи про последний день, когда ты виделся со своим лучшим другом Игорем Саниным, — попросил я. — Это очень важно, понимаешь? Для людей важно, для всех нас.

— Понимаю, — еще серьезней ответил он и поискал взглядом бутылку. — А где она?

— Мы с тобой выпьем, — сказал я. — Обязательно. Минут через десять…

Взор Васи помрачнел.

— Нет, — быстро поправился я. — Через семь минут.

— Через пять, — безапелляционно заявил Вася.

— Хорошо, через пять, — согласился я. — А пока расскажи про тот день, когда твоего друга не стало. Как и когда вы с ним увиделись. Что делали? Ну, слушаю тебя.

— Пять минут, — напомнил мне Вася и поднял указательный палец. — Ты понял?

— Понял, понял, — сказал я.

— Засек, — показал он на часы.

— Не переживай…

— Вот, — Вася немного посветлел лицом. — Он тоже так говорил: понял, понял. Или: скоро, скоро. Быстро так говорил… Хороший был мужик. Не жлоб. Подойдешь к нему: Игорек, выручай, дай полтинник, на пузырь не хватает. Трубы горят! И что ты думаешь? Дает! И потом не пристает и не висит над душой, типа: когда отдашь, да когда отдашь. Да… А тогда он сам во двор вышел. Ко мне и Гришке, — он замолчал и посмотрел на меня: — Гришка — это кореш мой. Мы с ним вместе… это, общаемся.

Я молча кивнул, поскольку любая фраза могла его сбить.

— Так вот, — продолжил Вася. — Он подошел и сказал, что не дернуть ли нам водочки? Выпивши малость был, — щелкнул он себя по строптиво выпиравшему кадыку. — Поговорить хотелось с понимающими людьми, с нами… Он любил «за жизнь» потолковать. Говорил, за такими разговорами душой отдыхает. Я и сам так нередко отдыхаю. — Вася задумался, а потом спросил: — А пять минут еще не прошло?