Наталья Андреева - Смерть по сценарию

Многие мечтают хоть на миг оказаться в шкуре очень красивого человека и понять, что он чувствует. Могу с уверенностью сказать только одно: красота не вызывает доверия. Что угодно — зависть, восхищение, желание обладать, но не доверие. От красивых людей ждут чего-то такого же неординарного, как и их внешность, и потому относятся настороженно. Вот почему это мешает мне быть тем, чем я хочу быть: писателем. Я не могу ничего знать, потому что со мной никто не бывает откровенен, могу только догадываться, и это моя трагедия…»

Тут Леонидов почувствовал, что у него пересохло в горле, и налил себе воды. Пока он понял только одно: покойный писатель был человеком весьма оригинальным в своих взглядах и далеко не таким однозначно циничным и отвратительным, каким воспринимали его другие. «Негодяй поневоле» — так Алексей про себя назвал Клишина.

Самому Леонидову иногда тоже хотелось почувствовать себя красавцем, и определенную долю истины в словах писателя он находил. Но чтоб так ненавидеть собственную внешность! И какую внешность…

«Ох, кабы мне бы!» — вздохнул Алексей, но тут вспомнил, что у Клишина трудно понять, где ложь, где правда, он часто врет и любит события искажать, все вышенаписанное могло быть просто позерством. Ну, устал человек от постоянных домогательств, только это не значит, будто теперь сможет без них прожить. Леонидов посмотрел на пачку бумаги: «Нет, лучше кино посмотреть, в больших дозах творчество Клишина несъедобно».

«Смерть на даче» была заброшена, зато на столе появились купленные на рынке фрукты. Очистив банан, Алексей включил телевизор и попытался выслушать очередную версию первого канала о событиях в стране и мире. Банан Леонидов съел, речь диктора застряла в горле, через ушные раковины проникнув в организм, и едва не испортила процесс пищеварения. Юбилейные волнения уже улеглись, но Пушкин на этой неделе еще оставался живее всех живых, и все желающие продолжали делиться воспоминаниями о том, как они перечитали недавно то, что нормально успевающие школьники с детства знают наизусть.

Устав от обсасывания прошедших торжеств, Леонидов лег в постель и вытащил из пачки следующую страницу. Она начиналась словами: «Творчество — это состояние постоянного нервного стресса». Он нашел в себе силы прочитать:

«…стресса. Писатель — это всего лишь проводник. Он похож на электрический провод, по которому идет ток от генератора к источнику света для окружающих. Дело в том, что находящийся вокруг нас воздух насыщен словами. Эти слова берутся отовсюду: из тех мыслей, что вертятся в любой голове, из звуков, доносящихся с улицы, из того невидимого горла, что орет беззвучно и внушает нам желание куда-то идти и чего-то делать. Слышат не все, только те, чья психика менее устойчива и подвижна, и это особая нервная организация, неприятная для окружающих.

Обижаясь на меня, люди и не подозревают, что я всего лишь зеркало. Да-да, именно зеркало, потому что только отражаю их самих, их слова, настроение и мысли. Если человек внутренне не агрессивен, то я ему улыбаюсь и говорю приятные вещи, от которых в свою очередь улыбается он. Но таких, увы, мало. Большинство — люди с большим самомнением, пренебрежением к окружающим, лицемерные и скрытные. Они говорят гадости завуалированные и очень обижаются, когда слышат в ответ гадости откровенные: а именно — правду о себе. Если их неискренняя улыбка отражается от моего лица и уходит обратно к собеседнику как отвратительная гримаса, так разве я в этом виноват? Как писатель, я всего лишь изучаю, я настраиваюсь на того человека, с которым в данный момент рядом нахожусь, как на определенную волну радиоприемника, я его ловлю, а потом слушаю те звуки, что эта волна доносит. Вот и все. И никакой моей неприятности для окружающих. Как говорится, неча на зеркало пенять…

У меня очень много врагов. Вернее будет сказать, что моими врагами считают себя все знакомые со мной люди, исключая тех женщин, что еще рассчитывают мною поживиться. Плохо мне от этого? Не знаю. Во всяком случае, мое творчество имеет неприятную особенность: оно не видит ничьих достоинств. Я пишу о людях гадости, но пишу не сознательно. Это просто та аура, которая меня окружает, а я проводник ее содержания. Скажите мне, что может написать счастливый человек? Сопли. А несчастный? О, несчастье имеет столько оттенков, что скучать не приходится! Страдают все, и очень разнообразно: миг наслаждаются и вечность страдают. Словно в один из редких праздников напьются вволю дряни, испытают минутный кайф — потом весь следующий день мучаются газами и еще неделю выводят прыщи на лице. Вот это и есть счастье и его последствия. Я, например, чем больше сегодня ною и жалуюсь на жизнь, тем лучше у меня завтра все получается. Мой рецепт удачи — действие от противного — дарю человечеству.