Галина Романова: Гнев влюбленной женщины

– Я как-то приехала в пятницу вечером, а его нет. Первый раз, кстати, собралась там переночевать! Звоню, а он докладывает, что ему выходные перенесли с субботы и воскресенья на следующие среду и четверг, – принялась она рассказывать. – И он, мол, не приедет, как обычно. Мы ведь обычно там с ним встречались. Ехать из разных районов, смысла не было время терять на то, чтобы пересаживаться в одну машину. Он в пятницу уезжал, я в субботу приезжала. Так вот, я побродила там, побродила, зашла в дом. Там, понятное дело, бардак. Я решила прибраться и…

– И??? – Голос у Люськи сделался сиплым-сиплым, совершенно на ее непохожим.

– И нашла брошку! Может, и не брошка, а заколка или пряжка от ремня. Черт ее знает! Хорошая штучка, скажу вам. Дорогая! И, как мне показалось, знакомая какая-то. Будто я ее где-то уже видела. Я к Витьке пристала потом. Он отшутился. Сказал, что на озере нашел, когда купался. Ему, мол, понравилась, он и забрал. Потом зашвырнул и забыл.

– И ты поверила? – совершенно осипла Люська, взгляд ее, плавающий от хмеля, медленно обошел Олину кухню. – И ты поверила?

– Пряжка от ремня – это не трусы, дорогая, – хмыкнула Оля с горечью. – Забросили и забыли.

– Кто забросил? – прицепился вдруг Гера.

– В смысле?

– Ты забросила или Витька?

– Господи! Ну какое это имеет значение?! Я не помню! Это было год назад. После этого у меня не было и тени сомнения! Ни разу!

– Это потому, что ты дура, дорогая моя, – кивнул с важным видом Гера.

– Почему это?

– Хочешь сказать, что он ни разу не задерживался на работе? Ни разу у него не было экстренных совещаний? Никогда работы в выходные дни?

– Были, конечно, но…

– Но?

– Но это же норма для всех, Гера! Нынешняя конкуренция требует полной служебной отдачи! Я своим подчиненным тоже устраиваю и уплотнение графиков, и поздние совещания, и… А, да если начать подозревать, то жизнь превратится в кошмар, – подвела она черту и снова выпила, хотя в голове поднялся невообразимый шум и все корчилось и кривлялось перед глазами.

– И ты доверилась мерзавцу, который не нашел ничего лучше, как притащить толстожопую бабу к тебе в кровать! – Гера надсадно заржал, роняя сырные крошки себе на фирменную вельветовую рубашку. – Олька… Какая же ты, Олька, наивная…

– Но славная, – вступилась за соседку Люся, икая через слово. – Так нельзя поступать с людьми. Нельзя!

Последнее, что запомнилось Оле из этого вечера разбора полетов, – это слабый кулачок соседки Люси, пытающийся опуститься на стол, но все время соскальзывающий. Все, она отключилась.

Утро началось с дикой головной боли и такой страшной жажды, что казалось, будто горло ей кто-то ночью выложил наждачной бумагой. Она попыталась шевельнуться, обнаружила, что лежит поперек незастеленной кровати в джинсах и черной футболке. Рядом никого не было. Никого!

Оля перевернулась, поползла к изголовью, уложила голову туда, где должна была быть подушка, и, вытянув руку, погладила то место, где всегда покоилась Витькина голова.

И только потом вспомнила! А вспомнив, резко отдернула руку, будто обожглась.

– Господи, как же теперь жить?! – издало странный шепот ее саднящее горло. – Что же теперь будет со мной?! С нами?!

… – С нами все будет как раньше, Олька! – рыдал у нее в ногах часом позже ее благоверный, обделавшийся накануне в ее глазах по самые уши. – Все будет хорошо, малыш! Все будет хорошо! Я же люблю тебя!!! Мне нет жизни без тебя, милая… Милая… Оленька… Прости! Прости! Не могу без тебя! Это было ошибкой, заблуждением! Прости!

Витькины руки сновали по ее коленкам, ступням, перебирали пальцы ее рук, гладили бедра. Пытались дотянуться до ремня на ее джинсах, но Оля не пускала. Представить себе сейчас близость с ним было просто невозможно. Невозможно!

Тут же перед глазами всплывала толстая дряблая задница соперницы, ее рыхлые плечи, огромные сиськи с сосками, напоминающими карамельные конфеты. И Витькины руки, все это добро лапающие.

Фу-у, мерзко, тошно, отвратительно!

– Уйди, – тихо сказала Оля. – Я не прощу.

– Точно?

Он отскочил от нее как по команде, встал в метре от дивана, на котором она сидела. Уставился исподлобья. Слезы странным образом высохли мгновенно на его физиономии.

– Точно, – кивнула Оля.

И вдруг поняла, что так и будет. Она никогда его не простит. И никогда не сможет быть с ним вместе. Так, как раньше, не сможет. Потому что будет постоянно сомневаться, подозревать, испытывать на прочность. Разве это жизнь?!