Марина Серова - Двадцать пятый кадр

— Это потому что работаешь без страховки, — нравоучительно изрек он, — гляди, допрыгаешься.

Я рассмеялась и состроила ему наивные и трогательные глаза:

— Андрюшка, ты моя опора и страховка… Я же прячусь за твою широкую спину. — Я не стала перечислять все его достоинства, основным из которых была его надежность. С ним приятно и легко дружить, он не напрягает занудными расспросами, просто оказывает поддержку в трудную минуту.

— А где этот грозный налетчик? — прервала наши прения Маша. — Надеюсь, его обезвредили, и я могу наконец-то спокойно находиться у себя дома?

Боже мой, «обезвредили» — у Машеньки лексикон оперативного работника, или она начиталась детективов, где резвые и крутые ребята с маху решают все проблемы крепкими кулаками. Сама я предпочитаю детективную литературу с тонким и тайным сюжетом, где в подтексте проглядывают контуры основного фигуранта, причастного к преступлению.

— Он-то уже под надзором. Только бдительность терять не надо. Не знаю, остались ли у него еще сообщники? — задумчиво вздохнула я.

Я повернулась к Андрею.

— Ну что? Уже поздно. Давай отвезу тебя домой. Мой верный и храбрый Дон Кихот.

— От тебя всякого наслушаешься, — Мельников махнул рукой. — Ладно, смотри пленку, но завтра эту улику ко мне в кабинет. А то у нас на этого типа, кроме вооруженного нападения на тебя, ничего нет.

— А пальчики его ни о чем не скажут?

— Посмотрим. Но улик у нас мало, — огорченно сморщился Мельников. — Ox, желудок что-то в последнее время беспокоит. Пойдем, ночь уже на улице.

— Да, осенью рано темнеет, — согласилась я. — Но у меня еще вагон работы, пошли.

Я поблагодарила Машу за кассету и отметила, что держалась она молодцом в трудной ситуации.

Около подъезда было уже совсем темно, только мерцали огоньки сигарет подростков, сидящих на скамейке.

— Дяденька, дай закурить… — пробормотали из полумрака.

— Дым из ушей пойдет, — бросил Андрей сердито.

Я искоса глянула на него. Мы почти ровесники, но выглядит он представительно. При всей его моложавости в нем видны решимость, и упорство, и какая-то степенность. Ко мне еще пока не обращаются «тетенька», наверное, солидности маловато.

Я видела, что Мельников устал и вконец задерган своими проблемами. Он беззаветно любил свою работу, делал дело азартно и часто за некоторые неформальные идеи получал по шапке. С его интуицией и смекалкой мог бы уже далеко выдвинуться, но не умел он гибко прогнуться, где надо, или смолчать, когда требовалось. И не то чтобы он был такой прямолинейный, просто уважал свои принципы и других вынуждал действовать строго по закону. А товарищ и друг он был безотказный, ради дела мог забыть о своих заботах и взвалить чужие на свои плечи.

Уже сидя в машине, я извиняющимся тоном опять наваливала на него свои проблемы:

— Андрюша, ты не возражаешь, если мы сейчас на пять минут заскочим кое-куда. Мне надо одного товарища с поста снять.

Я говорила о Свистунове, который маялся у гаража Лиса. Я понимала, что Мельников уже давно должен быть дома, что у него болит желудок и что уж слишком нахально лезу со своими просьбами, но ехать к гаражу в одиночку не хотелось. По моим приблизительным подсчетам, у Лиса не должно быть больше сообщников — всех изничтожил, но кто знает…

— Поехали, — отрешенно ответил он.

— У тебя сильно болит желудок? — я внимательно вглядывалась в его лицо.

— Не очень. Надо поменьше курить, да не получается, — вздохнул он.

Как же, какой мужчина признается, что у него что-то болит? Они до последнего скрывают все болячки и недомогания — в этом они упрямы до идиотизма. Что ж, поэтому и живут меньше женщин. Женщина не боится показать свои слабости, а иногда и капризы.

— Не сердись, я тебя сегодня замотала. Но на сегодня это последняя просьба.

— А что же ты не спросишь про умельца из будочки по изготовлению ключей? — с живым интересом Андрей посмотрел на меня.

— Ну и что он?

— Нехорошо милицию хаять, — Мельников хитро и самодовольно улыбнулся. — Анализа по вскрытию пока еще нет, но вот его пальчики мы проверили…

— Не томи меня. Свою вину перед родной милицией я осознала. Я сама из этой шинельки вышла, и если ерничаю, то с большой любовью.

— Права ты кое в чем оказалась. Он из бывших заключенных. Большой специалист по сейфам и замкам. Но свой срок отмотал от звонка до звонка. И после вел себя вроде бы хорошо. Но, видимо, опять взялся за старое, — Мельников сообщил это все задумчиво и спокойно, потом, бормоча, выругался: