Марина Серова: Еще не все потеряно

Фиксатый закрыл дверь, так же сноровисто запер ее и, утерев со лба трудовой пот, повернул ко мне подобревшее лицо:

— Пошли, Ведьма, все тут!

Я не спеша, не хотелось мне спешить, спустилась вниз, сильно отстав от Фиксатого, а когда вышла на солнышко, «Ниссана» уже и след простыл. Исчез и Ява. Скарабей же сидел за рупем моей «девятки» и дожидался меня.

Я чувствовала себя на редкость опустошенной после того морального насилия, которому подверглась только что. Даже не удивлялась тому, как это меня нежданно-негаданно угораздило стать стопроцентной соучастницей ограбления квартиры. И не простой соучастницей — наводчицей, именно эту роль я невольно исполнила в сыгранном только что до конца представлении. И не имело значения, что настоящий хозяин убыл отсюда с намерением никогда не возвращаться. Но с какой целью впутали они меня? Зачем это им было надо? Такой вопрос я задала Скарабею, едва он вывел машину с ненавистного мне двора.

— Не догадываешься? — ответил он вопросом на вопрос с самодовольным видом.

— Влезла ты в наши дела по самые уши. Многому оказалась свидетельницей. Людей узнала. Яву, меня, законника. Что ж тебя, убивать, что ли? — осведомился с добрым смешком. — А тут с Филиппова, здесь он или нет, так или иначе получать надо, хоть вещами. Вот и повязал тебя Ява на соучастие. Теперь ты ротик свой не откроешь, помнить будешь — в случае чего придется сидеть. Вот так, Ведьма! — и усмехнулся еще раз.

Смотрела я на него и думала, что ладно, перенесу я и его насмешку. Куда половина вместилась, там и целому быть, пусть даже с натугой.

Ближе к центру города Скарабей свернул на тихую улочку и остановил машину у кулинарии, при виде которой я вспомнила, что ела вчера, когда-то, но не вечером. Он достал сигарету, размял. Сигарета сухо потрескивала в его пальцах. Не глядя на меня, проговорил:

— Мне очень хотелось бы знать, Татьяна Иванова, сколько заплатили тебе Филипповы? Немало, наверное. Ты много сил положила, чтобы обвести нас вокруг пальца!

Прикурил и, не дожидаясь ответа, выбрался из машины, запахнул пальто и пошел через дорогу, поглядывая по сторонам. Я подождала, пока он скроется из глаз, а потом, встав коленями на сиденье, дотянулась до кейса, лежавшего по-прежнему у заднего окна, перетащила его к себе.

«Сколько заплатали?» — качнула головой.

Порылась в карманах, нашла кое-какие деньжата и, заперев машину, отправилась в кулинарию, держа кейс под мышкой.

В соседней ячейке плацкартного вагона трое немолодых кавказцев и один среднеазиат вот уже третий час тихо пили водку и играли порнографическими картами в дурака. На кавказцев водка заметного действия не оказывала, только становился резче их акцент и выразительней жестикуляция. Среднеазиат же, утомленный обильностью возлияний, утратил активность, молчал, и если бы не скупые, лишь самые необходимые при игре движения да поблескивающие глаза в щелочках между пухлыми веками, можно было бы предположить, что он дремлет за столом, заваленным снедью и объедками. Заканчивая кон, эти люди поздравляли друг друга, мягко хлопая по ладоням выигравших, и пили во здравие. Исчезала пустая тара, сменялась полной, появлявшейся из ниоткуда. При этом ближайший ко мне завладевал колодой, увлеченно перебирал ее, мерзко взвизгивал, всматриваясь сияющими глазами в изображения занятых интимом тел, и временами издавал гортанные звуки, заходясь от восхищения. Партнеры посматривали на него снисходительно. А азиат, учуяв помещенную ему под нос очередную порцию спиртного, лез во внутренний карман мятого пиджака, надетого на темную майку, за большим складным ножом, с лязгом раскрывал его и, с силой сжав в кулаке плоскую рукоять, всматривался в куски мяса на промасленной бумаге, выбирал лучший и кромсал его лезвием на пласты.

Я занимала боковое место через проход от них и наслаждалась относительным одиночеством, возможным в плотно заселенном вагоне только благодаря их соседству. Девушка, ночевавшая надо мной, попросив присмотреть за вещичками, испуганная, ретировалась вскоре после их появления, пристроилась где-то, пожертвовав удобствами. Войдя в кураж, джигиты решили осчастливить меня вниманием. С восточными цветистыми прибаутками принялись настойчиво приглашать к столу и игре. Отказывалась я сначала вежливо, потом резко. Их пыл удалось охладить, лишь пустив в дело элементы тюремного сленга и русского разговорного фольклора. Замечать они меня перестали, стесняться, правда, не начали, но я удовлетворилась результатами и теперь имела полную возможность спокойно наблюдать эволюцию их попойки и проплывающие за окном бело-голубые виды заснеженных полей под безоблачными небесами.