Алексей Макеев - Чистосердечное убийство

Гуров стоял у окна в камере для допросов следственного изолятора и смотрел на небо. Оно сегодня было пасмурное, серое, и поэтому решетка не так бросалась в глаза. Вот когда она видна на фоне голубого неба, тогда невольно чувствуешь всю противоестественность этого здания, вообще системы. Человек должен жить вольно, любить это небо, мир и других людей. Ведь это так просто! Тогда не нужны будут следственные изоляторы, колонии. Но вся жизнь Гурова была одним большим напоминанием о том, что мир полон негодяями, ворами, убийцами. Сознавать это всегда неприятно. Привыкнуть к такому нельзя. Ершов сегодня вряд ли скажет что-то хорошее. День не тот!

— Разрешите ввести подследственного? — раздался голос за спиной.

— Введите, — отозвался Гуров, не оборачиваясь.

Сзади раздалось шарканье, потом дверь с глухим железным стуком закрылась.

— Здравствуйте, Лев Иванович, — заговорил Ершов торопливо. — Спасибо, что пришли. Я, честно говоря, думал, что вы уже уехали. Или вам на это дело наплевать.

— Послушайте! — Гуров поморщился. — Если вы обо мне такого мнения, то зачем вам эта встреча? Нравится сидеть? Признавайтесь во всем, подписывайте протокол, проходите все необходимые следственные мероприятия. Потом айда в суд и на зону. Все просто!

Гуров повернулся, посмотрел в глаза Ершову, который стоял перед ним, и понял, что не все просто. Лицо у майора совсем осунулось, черные круги вокруг глаз говорили о многих бессонных ночах и о тяжких раздумьях.

— Простите, — тихо сказал Ершов. — Я говорю не то, что хотел. Поймите меня правильно.

— Постараюсь, — сухо ответил Гуров. — Садитесь. Излагайте свое дело.

Лев Иванович сел на край стола и стал покачивать носком ботинка. Ершов сидел, сцепив в замок руки, и покусывал губы.

— Вы умный человек, Лев Иванович, — наконец заговорил он. — Вы не создаете впечатление субъекта, который подчиняется собственным эмоциям. Вы, может, не поверите, но в этих стенах есть люди, которые вас знают и уважают.

— По сценарию я сейчас, наверное, должен достать носовой платок, промокнуть скупую мужскую слезу и громко высморкаться. Так? — осведомился Гуров.

— Нет. — Ершов помотал головой. — Вы должны меня спокойно выслушать, рассудить по уму и сделать правильные выводы о том, почему я молчу.

— Ладно, день сегодня хмурый, — проворчал Гуров. — В такую погоду я особенно не люблю людей, которые не борются с обстоятельствами. Слушаю вас.

— Вы, Лев Иванович, должны действовать с оглядкой, потому что можете нечаянно или по неосторожности задеть такие силы, которые вас сомнут. Все очень серьезно.

— Давайте без предисловий, — оборвал его Гуров. — Я не курсистка, а полковник, который всю жизнь проработал в уголовном розыске. Запомните это! Я слушаю, говорите все, что хотели.

Ершов почувствовал силу в голосе этого полковника и стал говорить:

— Я по-прежнему нахожусь под прессингом, Лев Иванович, и страшно рискую, встречаясь с вами. Речь идет о жизни моей дочери. Но иного выхода просто нет. Я выбираю золотую середину, потому что тоже кое-что смыслю в этих делах, как и вы, всю жизнь работаю в полиции. Поэтому моя позиция и мое поведение тщательно продуманы и взвешены. Самое страшное, если они догадаются, откуда пошла информация. Помните об этом. Присмотритесь к Коновалову, этому юристу из районной администрации. Он очень много знает, является важным звеном в какой-то преступной цепочке. Я не знаю, в какой именно. Помните, что ему прекрасно известно, как и почему убили Бурмистрова. Да и то, что я к этому не причастен.

— А вы знаете или догадываетесь, кто настоящий убийца? — спросил Гуров, но арестант сидел молча, уставившись в пол под ногами. — Ершов! Я задал вам вопрос.

— Поверьте, я и так сказал вам очень много, — тихо ответил майор. — Вы же матерый опер. Неужели вы ничего не поняли? Коновалов — единственная ваша зацепка.

Машина подобрала Гурова возле управления. Седов уже сидел сзади и что-то оживленно обсуждал с водителем. Оба замолчали, когда полковник устроился рядом с Михаилом. Сегодня у Гурова был намечен ряд встреч с представителями солидных самарских строительных компаний. Он все же решил довести дело до конца и убедиться в том, что война за это поле с ангарами никуда его не выведет. Сыщик хотел окончательно выяснить расстановку сил на этом незримом фронте.

— Лев Иванович, можно вас попросить? — вдруг заговорил Михаил. — Мне бы собаку к ветеринару свозить. Укол сегодня надо обязательно сделать, а с нашим режимом работы я никак не успеваю.