Джеймс Паттерсон: Гонка на выживание

Сворачивая на взлетную полосу, мы увидели пожарную машину — огромную, ярко-желтую, с включенными огнями и сиреной, — несущуюся посередине полосы, чтобы преградить нам путь. Она принадлежала службе управления порта по оказанию помощи при авиакатастрофах. Какое у нее прозвище?

Внезапно из бокового окна машины зачастил предупредительный огонь автоматических винтовок, и тармак перед нами покрылся пробоинами от пуль.

Черт возьми! «Пушки и шланги», вот какое. Эти люди были потрясающим гибридом пожарных и полицейских и имели дело с авиакатастрофами и угоном самолетов.

«Цельтесь в летчика!» — мысленно послал я им сообщение, пригнувшись на сиденье, как только мог.

Однако в ту минуту я готов был получить рану, если бы это наконец остановило Мейера.

Но он быстро повернул на рулежную дорожку, и мы понеслись в опасной близости от ангаров.

У меня перехватило дыхание при виде грузовика службы борьбы с обледенением у нас на пути. Миновать его было невозможно. На этой скорости попытка повернуть самолет привела бы к неистовому, неуправляемому вращению.

Я мысленно произнес предсмертную молитву.

В последнюю секунду Мейер потянул штурвал на себя. Мы поднялись в воздух, едва не задев колесами кабину грузовика.

Оцепенев от страха, я каждой клеточкой ощущал неистовое биение сердца, когда Мейер поднимал самолет. Во время службы в ГРК я побывал на местах авиакатастроф и хорошо знаю, что происходит с человеческим телом при столкновении самолета с препятствием на скорости несколько сотен миль в час.

Казалось, «сессна» поднимается вертикально. Я смотрел на мерцающие внизу огни и чувствовал себя парализованным болезнью и страхом.

Мысли путались. Что задумал Мейер? Куда направляется? За границу?

Большой разницы для меня не было.

Беспокоился я главным образом о Крисси. Очень надеялся, что она не видела, как Мейер застрелил полицейского и кто-нибудь уже ее обнаружил и позвонил домой.

— Знаешь, как тяжело терять брата — не один раз, а дважды? — крикнул Мейер, перекрывая рев двигателей.

Я встряхнулся и вышел из оцепенения, неожиданно почувствовав себя свободным. Если все равно погибну, терять уже нечего. И ни к чему слушать его болтовню.

— Сочувствую тебе, ублюдок, — резко ответил я. — Только другие в горе не испытывают желания убивать неповинных, беззащитных людей и похищать маленьких девочек.

— Оставь эту чушь. Когда я учился летать, мне сказали: «Малыш, видишь на песке пустыни людей, с высоты похожих на муравьев? Так вот, нам нужно, чтобы ты расстреливал их из крупнокалиберных пулеметов, делающих тысячу выстрелов в минуту. Не беспокойся, что там, где стояли люди, останутся кучи окровавленного тряпья. Не думай об этом, и все».

Но я должен был не думать и о настоящих мерзавцах здесь, в Штатах. Тех, кто делает людей несчастными, с легкостью доводит кого-то до самоубийства — эгоистичных тварях, превращающих мир в хаос. Оставлять их в покое? Нет уж. — Мейер покачал головой. — Иметь и то, и другое им не удастся. Они научили меня убивать за нашу страну, и я делаю именно это. Только на сей раз по своим правилам.

И я еще думал, что меня тошнит из-за болезни. А этот человек использовал военную травму для оправдания своего зла.

— Да, это трагедия, — сказал я.

— Убивать за свою страну?

— Нет, — прокричал я ему в ухо. — То, что ты не погиб за нее.

Я отвернулся от Мейера и уставился в иллюминатор, пытаясь понять, где мы находимся. Определить было трудно, но я знал, что взлетали мы в восточном направлении.

Полет нисколько не помогал моему желудку. Летное мастерство Мейера явно оставляло желать лучшего. Каждые несколько секунд мы виляли то вправо, то влево, падали на несколько сотен футов, потом поднимались снова.

Но наконец он сумел выровнять самолет.

— Ну вот, Беннетт, я готов к последнему акту! — прокричал он мне. — Пора заканчивать то, что начал. Нанести Бланшеттам небольшой визит. Врезаться в их спальню на скорости триста миль в час, и ты полетишь вместе со мной. Я же говорил — не вставай на моем пути, треклятый болван.

В глубине души я догадывался, что он намерен принести в жертву нас обоих, но отказывался в это поверить. Однако теперь это было неизбежно.

И тут я подумал: «Ну нет, не выйдет».

Хотя запястья мои сковывали наручники, пальцы были свободны и я начал тайком расстегивать поясной ремень.