Уильям Айриш - Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника

«Г–ну Дональду Хаззарду, «Хаззард энд Лоринг“, Эмпайр–Билдинг, Колфилд».

— Нет… — Патрис не могла говорить, только затрясла головой.

— Посылаю ему в контору, там не перехватишь, — жестко заявил он. Сунул конверт в карман. — Здесь, в Колфилде, последнюю почту забирают в девять часов вечера. Ты, может быть, этого и не знаешь, но я недавно проверил. Есть почтовый ящик и на Помрой–стрит, в нескольких футах от места, где мы встречались. Место темное, незаметное. Туда я его и брошу. Почтальон там бывает в четверть десятого, проверял по часам несколько дней подряд. — Показал рукой, чтобы не перебивала. — Так вот. Если будешь там до того как приедет почтальон, — продолжал он, — конверт в ящик не попадет. Если тебя к тому времени не будет, бросаю конверт в ящик. Тебе отсрочка на день, до четверти десятого завтра.

— Зачем мне нужно там быть?.. Ты же говорил, что больше ничего…

— Мы с тобой прокатимся в Гастингс, ближайший отсюда городок. Я сведу тебя к мировому судье, и он объявит нас мужем и женой.

Патрис бессильно откинулась назад. Он притормозил.

— Не знал, что у нас бывают обмороки… — начал он. Потом увидел, что она с усилием выпрямилась и вяло повела рукой перед глазами. — A–а, вижу, мы в норме, — добавил он, — немножко только закружилась голова, да?

— Зачем ты это делаешь? — в отчаянии прошептала она.

— Как я себе представляю, для этого есть несколько веских оснований. С моей точки зрения, такое положение много надежнее, чем наши нынешние отношения. Прежде всего, исключаются ответные действия. В законах говорится, что жена не может свидетельствовать против мужа. Это означает, что любой адвокатишка сгонит тебя со свидетельской трибуны, прежде чем ты откроешь рот. Потом есть и более утилитарные соображения. Сама понимаешь, что паре стариков не вечно жить. У старухи жизнь висит на волоске. Старик после ее смерти долго не протянет. Преданный до гроба — знаю такой тип людей. Когда их не станет, вы с Биллом поделитесь не поровну… Не смотри так; этот их адвокат этого не говорил, да городишко маленький, такие вещи становятся здесь известны и без слов. Я могу, если надо, подождать годок–другой, а то и все три. По закону мужу полагается третья часть собственности жены. Три четверти от — возможно, я чуть занижаю, — четырехсот тысяч — это триста тысяч. Одна треть от этого… Не затыкай уши, Патрис, словно какая–нибудь дамочка из романа Мари Корелли. — Он затормозил. — Можешь выйти здесь. Тут довольно близко. — Посмеиваясь, поглядел, как она выбирается на тротуар. — Ты уверена, что держишься на ногах? Мне бы не хотелось, чтобы они подумали, что я угостил тебя… — И крикнул вдогонку: — Проверь часы, чтобы не отстали. Почтовая служба Соединенных Штатов работает как часы.

Свет фар словно лемехами вспарывал дорогу впереди, отбрасывая в стороны верхний слой темноты, вскрывая белые пласты и рассыпая их по всей дороге. А позади темные борозды смыкались снова.

Казалось, они едут так уже много часов — в молчании, но остро ощущая присутствие друг друга. Мимо, будто привидения, мелькали слабо освещенные снизу стволы деревьев. Временами деревья исчезали, оставались позади, и их место занимала густая ровная чернота — поля или луга, думала она, — откуда исходил опьяняющий сладкий запах. Клевер. Прекрасные окрестности, но не для той, которая переживала адские мучения.

Время от время в стороны отходили другие дороги, но они, не сворачивая, мчались по прямому широкому шоссе.

Проехали косо освещенный белый дорожный щит, удобно поставленный под углом, чтобы можно было прочесть написанное. «Добро пожаловать в Гастингс» — гласил он. Ниже: «Население…» и цифры, слишком мелкие, чтобы разглядеть на ходу.

Патрис, как зачарованная, в страхе оглянулась назад.

Ее сосед, не глядя, уловил ее движение.

— Пересекли границу штата, — холодно бросил он. — Говорят, путешествия расширяют кругозор.

На ее часах было без четверти десять. Ехали всего полчаса.

Миновали центральную площадь. Аптека еще была открыта, в витрине красовались выставляемые во всех аптеках с незапамятных времен старомодные банки с подкрашенной водой — изумрудной и розовато–лиловой. Внутри кинотеатра было еще оживленно, но снаружи жизнь замирает, витрины погашены, в фойе полумрак.

Стив свернул на одну из боковых улиц, в туннель из густолиственных тенистых деревьев. Он вел к домам, расположенным в глубине травяных лужаек, невидимым с проезжей части. Похоже, он ехал на проглядывавший с увитой плющом веранды слабый огонек. Резко свернул к дорожке, подал чуть назад и остановился напротив нее.