Вторая вещь — полоска железнодорожных билетов, как положено, от пункта отправления до пункта назначения. Купоны один за другим отрываются по пути. На первом купоне напечатано «Нью–Йорк», где девушка находится в данный момент. На последнем — «Сан–Франциско», откуда она приехала, кажется, сто лет назад — прошлой весной.
Никакого обратного билета. Билет в один конец. Туда… и оставайся.
Так что в конечном счете конверт заговорил, хотя не сказано ни слова. Пятидолларовое платежное средство по всем долговым обязательствам, государственным и частным. До Сан–Франциско… без возврата.
Конверт полетел на пол.
Девушка долго смотрела на него непонимающим взглядом. Будто никогда не видела пятидолларовых бумажек. Будто никогда не видела гармошку железнодорожных билетов. Смотрела и смотрела.
Потом она немного оживилась. Сперва молчала. Уголки глаз и губ время от времени подергивались, будто вот–вот последует бурный взрыв чувств. Какое–то мгновение казалось, что она разрыдается. Но нет.
Девушка рассмеялась.
Сощурив глаза и растянув в улыбке рот, она издавала скрипучие отрывистые звуки. Будто смех этот заржавел от долгого лежания под дождем.
Не переставая смеяться, достала из–под кровати потрепанный чемодан, бросила его на кровать и откинула крышку. Продолжая смеяться, сложила вещи и снова захлопнула.
Казалось, ей никак не избавиться от смеха. Смех не смолкал ни на минуту. Она будто слушала длинную смешную историю, которой не было конца.
Но смех должен быть веселым, звонким и живым.
Этот был не таким.
Поезд, уверенно набирая скорость, был в пути уже целых пятнадцать минут, а девушке все никак не удавалось найти свободное место. Отпускники заняли все сиденья, забили проходы и даже тамбуры; она никогда еще не видела такого. Оказавшись слишком далеко у контрольного барьера, она очень медленно тащилась с тяжелым нескладным чемоданом и слишком поздно влезла в вагон. Билет был общий, без плацкарты.
Изнемогая от усталости, шатаясь из стороны в сторону, с оттягивающим руки неподъемным чемоданом, она протискивалась по проходам от передних вагонов к задним.
Все вагоны были битком набиты бесплацкартными пассажирами. Вот и последний. Дальше двигаться некуда. Девушка прошла уже вдоль всего поезда. Никто не предложил ей места. Поезд дальнего следования порой проскакивает без остановки целый штат, и такая любезность обошлась бы слишком дорого. Это тебе не трамвай или автобус с минутами езды. Если, проявив галантность, встанешь, придется стоять многие сотни миль.
Она остановилась и осталась стоять просто потому, что не было сил возвращаться. Дальше идти тоже не имело смысла. Она видела весь вагон до конца, и там пустых мест не было. Попыталась пристроиться в проходе на поставленном на попа чемодане. Многие так делали. На мгновение грузная фигура потеряла равновесие, и она чуть было не свалилась на пол. Наконец удалось пристроиться, и, откинув голову на край спинки сиденья, она замерла в этом положении. Слишком устала, чтобы думать, хотеть, даже закрыть глаза.
Что заставляет нас останавливаться именно там, где остановились? Что нами движет, что? Скрывается за этим что–нибудь или нет ничего? Почему не ближе или не дальше? Почему именно здесь и нигде больше?
Некоторые говорят, что это просто слепая случайность — если бы не остановился здесь, то остановился бы дальше. Тогда судьба сложилась бы иначе. С каждым новым шагом вы сами плетете свою судьбу.
Другие же утверждают, что вы не могли остановиться ни в каком другом месте, даже если бы пожелали. Оно было предопределено, вам было предназначено остановиться в этом месте и ни в каком другом. И ваша судьба ждет вас там, ждала сто лет, задолго до того, как вы родились, и вы не можете изменить в ней ни запятой. Все, что вы делаете, вам положено делать. Вы былинка, которую вынесло сюда водой. Вы листок, принесенный сюда ветром. Это ваша судьба, и вам ее не избежать; вы всего лишь актер, а не режиссер. Во всяком случае, так утверждают некоторые.
Перед глазами на полу под сиденьями две пары ног. На тех, что ближе к окну, крохотные туфельки, модные, элегантные, без пяток, с открытыми носками, по существу всего лишь длинные острые каблучки да пара ремешков. Поближе к ней — тупоносые спортивные башмаки, рядом с туфельками кажущиеся нескладными и ужасно тяжелыми. Мужчина закинул ногу на ногу.
Лиц она не видела, да и не хотела видеть. Вообще не хотела видеть ничьих лиц. Ничего бы не видеть.
Читать дальше