Андрей Шахов - Как привыкнуть к Рождеству

Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.

- Правильно. Но основная масса эстонцев не ненавидит нас, а не понимает. Как и мы их, - он немного поразмыслил, почесал затылок. - У нас ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец - образ это кто? Эдакий двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, тратящий на принятие любого решения не меньше месяца, и раз что-либо надумав, не передумывающий уже никогда. А русский? В глазах эстонца - это пронырливый холерик, способный за минуту принять десяток совершенно противоречивых решений, но поступать в соответствии с еще неведомым ему одиннадцатым. В отличие от эстонца реакция у него мгновенная - размышления идут потом и отстают от действий безнадежно. Эстонец, кроме своего хутора и ближайших окрестностей, четко упирающихся в границы страны, ничем иным никогда не интересовался - с хозяйством дел по горло, да и мерзлые мозги не поспевают следить за событиями в "слиском суустро" меняющемся мире. А для русского что родная Россия, что весь мир - все едино, ибо необъятно одинаково. Даже после отмены крепостного права ничего своего он не заимел, болтался то в общинах, то в колхозах и из-за неполной занятости любопытства и энергии имел всегда море. Подходит к нему, на завалинке тоскливо восседающему, какой-нибудь агитатор, просит, скажем: "Эй, Вань, а отчебучь-ка ты мне революцию!" Ваня стремглав летит за топором, лишь на секунду задержавшись, вежливо интересуется: "А те, мил человек, какую - масштаба местного али весь свет шоб содрогнулся?"

Регина невольно слушала Павла и улыбалась. Юрий Антонович провел пятерней по лысине, немигающими глазами уставился в дальний угол комнаты. Чувствовалось: не согласен он, никак не согласен. Судя по пустому взгляду Илги Дайнисовны, ей рассуждения племянника были вообще до фени.

Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко - пряча глаза, глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу. Потом вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.

Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.

- Почему бы и нет? - налил себе и сестре. - Кому еще?

Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена Антоновна подняла рюмку, осмотрела родню, немного задержала взгляд на насупленном лице Илги Дайнисовны.

- Вы уж простите меня, родственнички мои дорогие! Все от нервов... А что касается голосования - не думала я, что слушать меня станете.

- Зачем тогда разорялась? - поинтересовалась Регина.

Елена Антоновна напряженно сглотнула.

- Успокойся, - сказал Юрий Антонович. - Не голосовали мы не из-за твоих слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.

- Вот и хорошо, - с облегчением выдохнула сестра. - Так давайте жить дружно!

Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал плечами, но прямых возражений не возникло. Павел и Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать. Вслед за ними опустошила рюмку и Елена Антоновна. Хлебнув лимонада, одной рукой она обняла дочь, другой - Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:

- Регина, ты не думай... Я очень хочу, чтоб ты счастливой была.

- Угу.

- И ты, Илга, на слова мои не обижайся. Бывает, срывается... - она заметила, как задумчиво смотрит Илга Дайнисовна на нож в своей тарелке, и вдруг предложила: - Ну, хочешь, когда Артура посадят, я ему тоже передачи носить буду носить?

Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи в воцарившейся гробовой тиши дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и с облегчением выдохнула:

- Вот и Артур!

- Больше некому, - едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.

Зинаида Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не сняв даже дорогую куртку на меху, в комнату заглянул Артур. Пахнуло кожей и морозцем.

- Кого хороним? - Артур с насмешливым удивлением окинул близоруким взглядом невеселую родню.

- Ешую... - отрешенно произнес отец, тут же спохватился: - То есть... наоборот...

- Рожаем, значит, - хмыкнул Артур. - Дело хорошее, - его и без того длинноватое, немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. Пошли, братан, побазарим.

Как только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада и, утирая пригоршней губы, покосилась на дочь. Когда зазвучал звонок, она сообразила, что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?