Ксения Любимова - Последняя шутка графини

– Понимаю.

– И ты не удивлен?

– После того как Андрей чуть не отдал концы, нет.

– Да, я вижу, – произнесла Мариша, изучая его невозмутимое лицо. – Ты знал, что Андрей подвергается опасности?

– Андрей? Нет, насчет Андрея я не думал.

– А ведь ты говорил, что смертей больше не будет, – укоризненно сказала она.

– Так и есть, – серьезно кивнул сыщик. – Андрей ведь жив, не так ли?

– Пока жив.

– Самое главное то, что произошло, а не то, что могло бы случиться, – наставительно произнес Эрик.

– Андрей выжил благодаря случайности.

– А это уже другой вопрос.

– Неужели ты и в самом деле настолько бездушен, что не можешь признать собственную ошибку? – огорчилась девушка.

– Что я должен признавать? – удивился сыщик.

– Что вы арестовали Светлану совершенно напрасно!

– Заметь, ее арестовал не я, а Голубев.

– Можно подумать, ты возражал, – фыркнула она. – Раньше я не замечала за тобой такой пассивности.

– Не замечала или просто не хотела замечать? – вздернул брови сыщик.

– Не замечала! – отчеканила она.

– Значит, ты не так наблюдательна, как я думал.

– А что ты вообще обо мне знаешь? – вдруг закричала она. – Разве я интересую тебя как человек? Ты всегда смотришь на меня как на надоедливую муху, которую и убивать не хочется, чтобы руки не марать, и рядом терпеть неприятно. Лучше всего повесить липкую бумажку – знаешь, такие используют на верандах, чтобы мухи не сильно докучали, – чтобы я рано или поздно на нее попалась. Ты ведь не зря пригласил своих родителей? Это и есть та самая бумажка. Я вроде и рядом, и в то же время эта липучка все больше меня от тебя оттягивает. Настанет день, и я сама от тебя уйду. Потому что не смогу больше терпеть эти издевательства!

Мариша закончила свой спонтанный монолог и теперь, с горящими от гнева глазами, смотрела на сыщика. Тот с заметным удивлением разглядывал девушку, словно видел ее впервые. В глазах сыщика были написаны удивление и недоумение. Словно он не понимал, о чем она вообще говорит.

– Куда тебя понесло? – неожиданно ласково произнес Эрик. – Успокойся, не кричи!

Мариша тяжело дышала и чуть ли не с ненавистью смотрела на сыщика.

– Я часто проклинаю тот день, когда познакомилась с тобой, – тихо, словно из нее выпустили весь воздух, произнесла она. – Я не могу понять, за что мне эта кара.

– Почему же кара? – едва слышно поинтересовался он.

– Знаешь, какая песня одна из самых моих любимых? – вдруг спросила девушка.

– Не знаю, – покачал он головой.

– Конечно. – Ее губы презрительно скривились. – Ты ничем не интересуешься, кроме своих преступлений. Мне всегда нравилась одна песня, – продолжила она. – Я сейчас ее напою.

Мариша закрыла глаза и тихонько запела:

– Я слышал такую песню.

– Иногда я думаю: за какой такой грех меня наказали любовью к тебе?

– Значит, ты считаешь, что любовь ко мне – это наказание?

– А разве нет? – Мариша посмотрела сыщику прямо в глаза. – Ты ведь меня не любишь. И в то же время – не отпускаешь. Играешь со мной, как кошка с мышкой.

– Ты не так хорошо меня знаешь, как думаешь. Я не такой законченный циник, как многие считают. Мне тоже доступны обычные человеческие чувства. Только я не имею права поддаваться им. У меня другое предназначение. Ты же знаешь…

– Знаю и ненавижу тебя за это.

– Эдак мы далеко зайдем, – сказал сыщик и обнял Маришу за плечи. – Прекрати истерику и возьми себя в руки. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь.

– И как же? – с иронией осведомилась она. – Как к хорошему другу?

– А разве этого мало? – тихо спросил он. – Дружба – это самое лучшее, что может быть между людьми.

– А дружба, подкрепленная любовью, еще лучше, – заметила Мариша.

Они стояли близко-близко друг к другу. Эрик по-прежнему обнимал девушку за плечи, а она смотрела ему прямо в глаза. Вся ее злость куда-то улетучилась. Впрочем, так бывало всегда, когда Эрик так на нее смотрел. Она забывала обо всем на свете и желала только одного – стоять вот так долго-долго. Она судорожно вздохнула и прижалась к нему еще сильнее. Губы сыщика дрогнули, а зрачки сузились. Казалось, он хочет что-то сказать, но не знает, нужно ли это делать.

Объятия затягивались. Ни тот, ни другой не делали попытки отстраниться друг от друга. И в то же время оба понимали, что это ничем хорошим не закончится. Впрочем, как и всегда. Мариша ощущала на себе руки Эрика и дрожала – то ли от его непосредственной близости, то ли от отчаяния. Вот он снова рядом и вместе с тем – очень далеко. Дотянуться до него легко, но он не ответит на ее прикосновение. Он словно огонь, который пылает только на расстоянии, а вблизи оказывается горсткой пепла. Она может даже поцеловать его, но ответом будет только холод его ледяных губ.