Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам

Мысли играли друг с другом в пятнашки, то и дело, сталкиваясь, слипались и являли мне жутковатые гибриды лишенные всякого смысла. Оружие… В комнате Павла наверняка остался пистолет, но мне это не поможет. Обыска избежать не удастся. Не устраивать же перестрелку прямо на улице! Тем более, что они всегда могут заслониться Павлом…

Отдать им Панфилова? Его же они не собираются убивать. А теперь плевать мне на то, подпишет ли бизнесмен дарственную Иловскому или нет. Ведь маленький Пашка в полной безопасности и уже едет в пропыленном автобусе прочь от сумасшедшего немца, который… Что-то снова мелькнуло у меня в голове, как раз когда рука повернула ключ в двери моего номера. Ну, конечно! Бункер! Вот что интересует этого старого немецкого козла на участке Панфилова. Вот почему он предлагал моему нанимателю развивать совместный бизнес. Чтобы, не привлекая внимания, получить доступ к бункеру. Но ради горы ржавого оружия такие трюки не проделывают, а значит, за железной дверью бункера спрятано нечто более ценное. Значит…

Мысль опять оборвалась, но я уже шарила по номеру, в надежде отыскать потерю. Вот он! Сотовый Павла Челнокова, так и остался лежать в ванной комнате, на стеклянной полочке возле зеркала. Мне оставалось только нажать на повтор и активировать последний номер, который я, таясь от бывшего жениха, торопливо набирала здесь каких-то одиннадцать часов назад. Мама дорогая, всего одиннадцать часов! Наверное, они были сделаны из особо эластичной резины и растянулись для меня на несколько суток. Столько всего им удалось вместить в себя! Все-таки человека можно смело отнести к категории особо прочных механизмов. Ни один робот такого напряжения не выдержал бы и давным-давно перегорел. Правда, не исключено меня ждет именно такой конец, ибо любые запасы энергии не безграничны. Дай бог, чтобы хватило их на несколько часов.

— Алло.

Хриплый голос Виталия вырвал меня из ментальных глубин, и я, не выдержав, разрыдалась прямо в трубку:

— Таля, спаси его! Я поеду с тобой в Германию, в Антарктиду, к черту на кулички, только пожалуйста, спаси его!

Он терпеливо слушал мои сумбурные выкрики и даже задавал какие-то уточняющие вопросы. А потом, когда во мне затеплился огонек надежды, неожиданно отключился. Я еще минут пять пыталась понять считать ли это отказом, или ему пришлось прервать разговор по конспиративным соображениям.

Но время, отпущенное мне на колебания, искало быстрее, чем хотелось. Хватит толочь воду в ступе. Пора разогнать команду папарацци, терпеливо поджидающую свою жертву на улице.

Хлопнувшая дверь, отделила меня от сомнений и колебаний. С каждым шагом я все больше входила в состояние, при котором вставать на моем пути категорически не рекомендуется. Но прежде, чем прибегнуть к грубой силе испробуем окольный путь.

Подозвав милую администраторшу, я с абсолютно невинными глазами начала плакаться ей в жилетку, ругая, на чем свет стоит, настырных папарацци, не дающих ни вдохнуть, ни выдохнуть. И когда женщина сочувствующе закивала в такт моим причитаниям, слезно взмолилась:

— Я вас очень прошу. Выручите меня. Пойдите и скажите им, что краем уха услышали, как я по телефону обещала кому-то выйти с черного хода. Вы мне жизнь спасете. Честное слово!

Растроганная мольбой администраторша даже не подумала возражать и покорно направилась к выходу. Это еще один побочный эффект «разгонки»: кроме физических воздействий усиливается и психологическое. На таком взводе можно было убедить Березовского добровольно вернуться на Родину.

Через пять минут женщина возвратилась очень довольная и сообщила, что журналистская осада с главного входа снята, а, стало быть, путь свободен. Дважды просить я себя не заставила и, пулей вылетев на тротуар, завертела головой, отыскивая машину похитителей. Почти сразу же из-за угла появились два темно-синих джипа. Они резво пробежали разделявшее нас расстояние и затормозили как раз передо мной. Солнце мазнуло по боковым стеклам, мешая рассмотреть, находящихся в машине мужчин. Я даже не знала, сдержал ли Иловский слово, и сидит ли в одном из джипов Павел, если только он еще может сидеть. На всякий случай я попятилась к лестнице, ожидая, пока переднее стекло на одном из автомобильных монстров опустится…

— Не будь дурой, садись, — скривился Иловский. — Вон он, твой адвокат.

Задняя дверца распахнулась, и рыжий охранник чуть сдвинулся, давая мне возможность заглянуть в салон. Павел сидел неестественно прямо, но, по крайней мере, сидел. Завороженная видом его до синевы бледного лица, я покорно протиснулась в машину и тут же ощутила на себе руки рыжего охранника. Пока он от души лапал меня, совмещая приятное с полезным, Павел даже не повернул головы. Но не потому, что в бок ему упирался пистолет второго охранника, а потому что любое неосторожное движение могло бы закончиться для контуженного омоновца новым провалом в беспамятство.