Анна и Сергей Литвиновы: Многие знания – многие печали

Я ушла от этого психиатра. Отправилась к другому. Стала рассказывать ему все с самого начала: раздражительность, гневливость, перепады настроения, бессонница. Он мне всякие тесты подсовывает: и цвета различать, и кляксы объяснять, и картинки описывать – а потом говорит почти слово в слово то же, что и первый: аффективное расстройство, биполярный психоз, надо лечиться, надо наблюдаться. Но я не хотела лечиться. Я чувствовала себя прекрасно. Возможно, я и была в маниакальной стадии, о которой предупреждал меня врач, но, кроме приступов дикой раздражительности, накатывавшей временами, ничего плохого я в этом не видела, только одно хорошее. Настроение было бодрое, в голове роилось множество мыслей, идей, строились планы. Я продолжала просыпаться рано утром, однако теперь делала гимнастику с отягощением – знала, что должна держать себя в форме, а потом начинала размышлять, мечтать, планировать и делать выводы. Я не хотела жить, постоянно принимая лекарства, таскаться по врачам, быть убогой, неполноценной инвалидкой. Мне хотелось блеснуть, прочертить своей жизнью небосклон, как ракетой, – и если судьба, сгореть навсегда. Что мне делать для этого, я пока не знала, потому что не чувствовала за собой никаких особенных талантов или умений. Однако порой мне становилось страшно обидно за себя: почему именно мне достались несчастные порченые гены, которые теперь ограждают меня от полноценной, яркой, обычной жизни – жизни нормального человека?

А в один прекрасный день меня с рассветом как подбросило: ведь я не просто больна! Я не просто случайным образом вытянула черный шар в лотерее. Меня моей болезнью – наградили. Наградил кто-то один из моих возможных несчастных отцов.

И вот тут пазл сошелся! Все факты и устремления заняли положенные им позиции. Теперь я знала, что мне делать и чему посвятить свою жизнь. Я посвящу ее – мести.

Я внимательно изучила досье, которые мне предоставил мой неродной отец Харченко. Он как будто знал, предвидел, что я замыслю. Будто подталкивал меня действовать.

Самым красивым из всех моих возможных папочек показался мне Александр Кутайсов. И я подумала, что готова поверить, что моя маманя выбрала его: с фото смотрел харизматичный мужик с лицом поэта и пальцами музыканта. Согласно папиному архиву, он работал на Урале на Чернокопской атомной электростанции, проживал в городе Весенний (двадцать две тысячи жителей), был женат, имел двух дочек.

«Готовься, папаша, скоро к тебе приедет третья», – мысленно сказала я ему и отправилась на Урал.

В городке атомщиков Весеннем все про всех все знали и сказали мне, что информация, которой я владела о своем вероятном папочке, устарела. Кутайсов, да, продолжал трудиться на АЭС, но с семьей больше не жил – разводился и снимал квартирку. Мне дали адрес, я туда отправилась. С Кутайсовым, первым и последним, я решила действовать напрямик – больше я ни с кем из возможных отцов подобной глупости не повторила. Пришла к Александру Иванычу и сказала: «Здравствуй, папа! Помнишь, ты в конце восьмидесятого года в Москве, во времена беззаботного своего студенчества, имел связь с девушкой по имени Лидия, по фамилии Полозова? Так вот: я плод этой связи, появилась на свет в июне восемьдесят первого – проще сказать, я твоя дочь! Признаешь меня? Или прикажешь экспертизу ДНК по установлению отцовства заказывать?» Не знаю: возможно, мой потенциальный папаша в тот день с похмелья был – в доме амбре стояло, и пивко он потягивал. А может, он попросту по характеру говнистым оказался. Или свои собственные женщины – супруга и две законные дочки его допекли. Не знаю в точности, однако он на мои претензии ответил грубо и однозначно: «Никакой Лидии Полозовой я знать не знаю – может, конечно, и было у меня с ней спьяну чего, да только я не помню – а раз не помню, значит, никаких серьезных отношений или любви точно не было. Она должна была претензии свои вовремя предъявлять, непосредственно после наступления беременности, а теперь, через тридцать лет, все сроки прошли, и нечего ко мне подсылать моих якобы дочерей». – «Отлично, – сказала я, – тогда вы согласны на ДНК-анализ?» – «Да какой угодно, деточка, – сказал он, – только я знать тебя не знаю и не признаю никогда. Делай что хочешь: хошь, в суд подавай, но ты не моя дочь, мне двоих своих дочурок законных выше крыши хватит».

После такого обращения я поняла, что ловить мне с Кутайсовым нечего. Я могла, конечно, начинать с ним тяжбу, проводить ДНК-анализ, однако вероятность того, что меня и впрямь признают его дочерью, – один к шести, буду я с ним судиться, ха! Мужик явно не процветает, что с него взять, да еще после того, как его супружница с родными дочками по нему пройдется – табуретку в съемной квартире от него получишь. И тогда я от него отвалила – не то что была обескуражена, но все-таки рассчитывала на минимум понимания и на возможность слегка поживиться без помощи судейских крючкотворов.