Светлана Алешина: Срочно в номер (сборник)

– Никому!

– А почему же ты мне постоянно об этом говоришь, если сама знаешь, что это никому не интересно?! – воскликнула я.

– Ну, Оленька, ну, а вот этого я тебе…

Маринка, недоговорив, выскочила из кабинета как ошпаренная и сильно хлопнула дверью.

Теперь можно считать, что по-нашему, по-товарищески, один-ноль получается: она заподозрила меня в том, что Кислицын мой любовник, а я ей… ну, в общем, ясно что. Хвост прищемила!

После того как с Маринкой на сегодняшнее утро были выяснены отношения, я почувствовала прилив творческих сил и, покрасовавшись перед большим зеркалом, висевшим справа от двери, подошла к окну, выглянула из него и тут же отпрянула назад от неожиданности: клоун в шляпе опять стоял на своем месте и опять с развернутой газетой в руках.

Я быстро вернулась к столу и мерзко задрожавшими пальцами зачем-то затушила сигарету, но тотчас выбила из пачки следующую.

Прикурив от зажигалки, я, прошу прощения за искренность, выругалась.

Бывают в жизни такие слова и выражения, которые употреблять, может, и не следует, но никакими другими их не заменишь, если хочется точно и однозначно высказать свое раздражение.

Никогда еще я так сильно и сложно не ругалась, как сегодня.

Если я сейчас скажу, что этот мужик меня затрахал, то легко сообразить, в чем дело. Надоел он мне так, как даже Маринка еще ни разу не надоедала. У нее такие эффекты не получаются, значит, есть возможности для роста.

Я осторожно подошла к окну и, стараясь не высовываться, выглянула: Кислицын сворачивал свою газету.

Зазвонил телефон, я, отвлекшись, подошла и сняла трубку. Звонил Фима Резовский и витиевато, как он всегда любил и умел это делать, начал напрашиваться в гости, сперва только на работу.

Пока я, соблюдая правила игры, уклончиво отвечала ему, отворилась дверь кабинета и заглянул Ромка. Он скороговоркой проговорил что-то непонятное, не закрывая дверь, отошел от нее, и тут же ко мне в кабинет протиснулся Кислицын с портфелем в руках.

Я замолчала на полуслове, посмотрев на этого человека, как на привидение.

– Алло! Оля, ты куда потерялась?! – крикнул Фима в трубку, и я, коротко проговорив, что перезвоню позже, закончила разговор.

– Здравствуйте, – Кислицын осторожно прикрыл за собою дверь.

Я кивнула и с тоской подумала, что если этот псих кинется на меня, то точно укусит, а помощь опоздает, поскольку обиженная Маринка теперь в кабинет из принципа нос не сунет.

– Присаживайтесь, – предложила я Кислицыну и сама осторожно опустилась в кресло.

– Мне нужно с вами переговорить по важному делу, – сказал он, отодвигая стул.

Я решила перехватить инициативу:

– У меня здесь не холодно и светло, – сухо проговорила я. – Вам шляпа с очками очень нужны?

– Какое это имеет значение? – Кислицын вздохнул и поставил свой портфель на колени. – К тому же у меня глаза болят от света… следствие работы с компьютером…

– Ну ладно, – согласилась я, – излагайте, и побыстрее, если можно, у меня много дел.

Я откинулась в кресле и пододвинула к себе телефон, предупредив на всякий случай:

– Мне необходимо позвонить через… – сделав вид, что я что-то прикидываю в уме и решаю, я закончила: —…Через пять минут. Так что времени у меня немного.

– Я – изобретатель! – с готовностью объявил Кислицын и замолчал, ожидая эффекта от своих слов. Но его не последовало, потому что я уже это слышала и сама ждала, что же будет дальше. И дождалась.

Кислицын раскрыл портфель и показал мне целую пачку бумаг с какими-то чертежами. Он начал объяснять, что изобрел электронную схему для гиперуправления в разреженной среде и отработал основные чипы для робота-спасателя, а теперь бросил все и из принципа занимается вечным двигателем второго порядка.

– А как это, – спросила я, – второго порядка? А почему не первого или не третьего? – Я мало что понимала из сказанного, но, как человек культурный, поддерживала разговор, думая, чем же закончится эта преамбула.

– Вы кто по образованию? – спросил Кислицын. – Ах, филолог, ну тогда для простоты я объясню, что мой двигатель, конечно же, не вечный, потому что не существует в принципе вечных материалов. Не вечный – но достаточно долго живущий без замены основных деталей.

– И как долго он будет работать? – спросила я, не понимая, какое же, собственно, дело привело этого Эдисона ко мне. Продать, что ли, хочет? Или рекламу разместить? Непонятно. Скорее всего, действительно псих.

– Точно сказать не могу… – Кислицын развел руками. – Тысячу лет или пять… Не суть важно, важно, что и сто, и двести лет проработает… даже и не это важно, важно то, что моему двигателю не нужен будет внешний источник питания. Никакой!