— Я… не самая заметная в семье Ларкинов. Просто сильная здоровая лошадь. После колледжа в Гейнсвилле вернулась домой и начала работать на верфи. Бадди следит за работой, а я занимаюсь всем остальным. Мы с Бадди и мамой живем в том же старом доме на Гроув Роуд. Джонни Гир снимает у мамы комнату, а мы тоже платим свою долю содержания.
— Работаете и ездите купаться?
— Еще люблю ходить под парусом, Алекс, на своей маленькой яхте «Божья коровка». Ну и хватит, по-моему, вполне достаточно. Мы, наверное, все пытаемся прийти в себя после того, что… произошло.
— Мне очень жаль, что так случилось с Дженной, Бетти.
Бетти Ларкин пожала плечами.
— Наверное, что-то похожее должно было произойти. Только никто не знал, что именно и когда. Ее кто-то убил, и этот человек может до сих пор находиться в Рамоне. Меня мороз пробирает по коже от этой мысли. Мы с Бадди много говорили о Дженне. Пожалуй, мы ее любили, но не очень сильно. Нельзя любить человека, который не хочет вашей любви и отказывается принимать ее. — Она посмотрела на часы. — О, здорово я у вас задержалась.
— Приезжайте сюда, ладно? В любое время, когда захотите.
— А вы заезжайте к нам на верфь.
— Обязательно заеду… И оставьте свои вещи в коттедже. Они мне совсем не мешают.
— Ну, если вы так считаете… ладно.
Алекс проводил девушку до джипа. Она повернулась и пожала ему руку. Ее рука была сильной, но женственной.
— Надеюсь, вы какое-то время поживете здесь, Алекс.
— Я тоже на это надеюсь.
— Думаю, вы знати Дженну… довольно хорошо.
— Мы вращались в одной и той же компании, но не были особыми друзьями. А почему вы спросили?
— Не знаю. Просто так, наверное, вспомнила.
— Ее нашли далеко от этого коттеджа?
Бетти села за руль и посмотрела на него.
— Вы можете задавать вопросы, Алекс, и получать на них ответы, потому что вы из Рамоны. Но Рамона не очень хорошее место для чужаков, которые приезжают, чтобы что-нибудь разнюхать. Все закончилось, и город хочет поскорее забыть об убийстве. О Дженне писали… очень много грязных подробностей. Сначала горожанам это понравилось, но сейчас им стало стыдно. Слава Богу, самое худшее нам удалось скрыть от мамы. И наверное, Селия тоже не показывала полковнику Макганну все гадости, которые писали о Дженне… Нет, это произошло совсем недалеко от вашего коттеджа. Алекс. Примерно в трех сотнях ярдах южнее. Прямо напротив трех австралийских сосен.
— Как отнесся к убийству жены полковник Макганн?
— Не знаю. Селия не хочет иметь ничего общего с родственниками Дженны, а что Селия хочет, то она получает. Никто из нас не видел полковника после… убийства. И думаю, такое положение вещей вполне устраивает Селию Макганн. Она уверена, что ее дорогой брат женился на плохой женщине, выбрал себе неровню. Извините, но когда я говорю об этом, мне хочется сплюнуть… Ладно, до встречи, Алекс.
Алекс смотрел ей вслед, пока джип не скрылся за поворотом, выпил пиво, надел плавки и вновь пошел купаться. Выплыл он в стороне от коттеджа Карни, у трех сосен. Там, где побывал прилив, на песке не было следов ног. По диагонали к своей норе пробежал краб, спрятался и пучеглазо выглянул оттуда. Значит, Дженну нашли здесь. И жалкая ирония заключалась в том, что она лежала на спине. В грязном белом свитере и грязных желтых брюках, с разбитыми губами, открытыми глазами и потемневшим лицом, а между распухшими губами выглядывал черный язык.
Алекс так ясно помнил другую Дженну Ларкин, на другом берегу. Помнил губы, которые целовал, помнил глаза и шею.
Он смотрел на чистый песок, где полгода назад нашли ее тело, и неожиданно почувствовал неприятное ощущение в затылке и тыльных сторонах ладоней. Словно какое-то атавистическое предупреждение.
Берег был пуст. Только краб настороженно и терпеливо не спускал с него выпученных глазок.
Следующее утро выдалось душным. Александр Дойль позавтракал и отправился в город в скобяной магазин «Болли» покупать дешевые принадлежности для рыбной ловли.
Его обслужил Кал Болли, сын владельца. Алекс помнил Клема Болли, отца Кала, толстого угрюмого человека, помнил и Кала, который в детстве был толстым застенчивым парнем, мишенью для жестоких шуток. С годами застенчивость переросла в угрюмость.
— Привет, Кал!
— Привет, Дойль! — Ни улыбки, ни предложения пожать руку, абсолютное равнодушие.
— Рад, что хоть кто-то узнал меня.
— Слышал, что ты вернулся в город и поселился на берегу.
Читать дальше