Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

Карелин откинулся на спинку стула, по его губам блуждала улыбка.

— Всего-то? Как ты себе это представляешь? Разденьтесь, мол, сударыня, покажите вашу татуировку… Где она, кстати, должна быть?

Астра перегнулась через стол и прошептала где. У Матвея пропал дар речи. Ничего себе задача.

— По части раздевания женщин ты мастер, — ехидно заметила она. — Так что вперед!

Александрина Домнина не ощущала, какой пристальный интерес она вызывает у пары, сидящей за соседним столиком: была озабочена своими проблемами. Вчера приходил милицейский оперативник, расспрашивал, какие отношения у нее были с покойным Теплинским. Докопались-таки, ищейки!

— Дружеские, — с обезоруживающей улыбкой ответила она. — Михаил Андреевич хотел оказать поддержку молодым российским художникам: профинансировать организацию их выставки за границей. Он обратился ко мне за советом.

— Вас видели вместе в казино, в ресторанах.

— Это были деловые встречи. Разве запрещено совмещать приятное времяпрепровождение с работой?

Вопросы дотошного сыщика смутили ее, обеспокоили. Зря старается! От нее он ничего не добьется.

— Хватит пить, — сказал Баркасов, отвлекая Александрину от тревожных мыслей. — У тебя все в порядке?

— Какое там? Игорь окончательно свихнулся! Решил опозорить меня… В очередной раз намазюкал что-то мерзкое и грозится выставить на всеобщее обозрение, — со злостью сказала она.

– Намазюкал? — поднял брови актер. — Это не про Домнина. Он гений, его краски божественны. Это правда, что он добавляет в них какой-то особый состав, который придает им «пламенеющий» эффект?

— Игорь держит рецепт изготовления в тайне. — Санди сделала большой глоток текилы. — Скотина! Он обращается со мной, как с последней шлюхой… даже хуже.

«Разве ты не такова? — подумал Баркасов, скользя взглядом по ее полной груди. — Я бы сам не прочь провести с тобой пару жарких часов. Только платить за любовь не в моих правилах!»

— Если твой пасынок опять написал тебя обнаженной, все будут кричать «Браво!», — медленно произнес он. — Это не позор, милая моя, это — слава.

— Не нужна мне такая слава.

— Она не спрашивает, — усмехнулся Баркасов. — Она приходит, приносит лавры и осеняет благодатью. Кстати, почему ты не приходишь сюда с Муратом? Как он тебя отпускает одну?

— Мурат мне не хозяин. Я — свободная женщина.

Проходящий мимо мужчина пьяно покачнулся, потерял равновесие и, пытаясь удержаться на ногах, схватился за спинку стула, на котором сидела Санди. Как на грех, вино из его бокала выплеснулось на ее шелковое платье…

— А-а-а! — взвизгнула она, вскочила, с ужасом глядя на испорченный наряд. — Что вы натворили?

Санди подняла голову и встретилась с затуманенным взглядом неловкого кавалера.

— П-простите… я все во… в-возмещу…

— Малышу хорошо в этой комнате, — сказала Людмила Романовна невестке. — Здесь всегда тепло и светло. Окна выходят на солнечную сторону.

Маленький Никонов, которому три женщины, на чье попечение он остался, до сих пор не придумали имени, мирно посапывал в кроватке. Его здоровье все еще внушало врачам тревогу.

— У меня пропало молоко, — сокрушалась Дина. — Из-за этого у ребенка болит животик. Ему не подходит искусственное питание.

Мать и свекровь советовали успокоиться.

— Выкормим, не переживай. Просто он пока слаб.

— Как ты назовешь сына? — спрашивала Оленина.

Их мнения разошлись. Свекровь мечтала, чтобы мальчику дали имя его покойного отца. Оленина держала нейтралитет, а Дина молчала.

— Он станет скрипачом, — с нездоровым блеском в глазах говорила Людмила Романовна. — Как Влас! Ему будут рукоплескать любители музыки во всем мире!

Дина уже сожалела об опрометчивом согласии поселиться на первых порах у нее. Та боготворила сына, теперь будет боготворить внука. «А мне она уготовила участь, как две капли воды похожую на ее собственную: отказаться от себя ради сына, посвятить ему всю жизнь. Но я против! Меня не прельщает роль вздыхающей от умиления женщины, которая от рассвета до заката обслуживает маленького эгоиста со скрипкой. Нет уж, благодарю покорно!»

— Я назову мальчика Руслан, — заявила она. — Пусть растет, как обычный ребенок. Никаких скрипок, никаких музыкальных школ! Я не желаю, чтобы он был всего лишь тенью знаменитого отца — непревзойденного, недосягаемо великого, как все мертвые мэтры. Я не допущу, чтобы его сравнивали с Власом, чтобы покачивали головами и сочувственно шептались за его спиной: «Нет в нем божьей искры, нет того огня, того дивного дара, который был у отца! Бедный мальчик, он так старается, но до Власа ему далеко!» Хватит того, что я жила и продолжаю жить тенью своей матери, несравненной Екатерины Олениной. Я никогда не спою лучше, никогда так чисто, так пленительно не возьму верхних нот, никогда не заставлю публику плакать от восторга… Никогда, никогда!