Брови художника поползли вверх.
— О! — только и произнес он.
— Боюсь, ваше чудесное «воскрешение» обрадует не всех.
— Намекаете на Санди? Пусть скажет спасибо, что я не умер. Будь у меня сердце слабое или хилые нервы, уже бы с ангелами беседовал.
«Или с демонами», — подумала Астра.
Она искала повод подступиться к теме ночного разгрома в мастерской, и тут Домнин сам заговорил об этом.
— Картину-то небось она в клочья изодрала! — рассмеялся он. — Я нарочно оставил там другое полотно — неудачный набросок. Александрина все равно настоящего не видела. И электричество вывел из строя. Прихожу утром — батюшки мои! Видать, отвела душу, голубушка.
— Вы уверены, что это была Александрина?
— Так ведь только у нее ключи есть. Кто мог дверь открыть?
— Шутник вы, однако, господин Домнин, — неодобрительно покачал головой Матвей. — Творчески подходите к проблемам.
— Есть маленько… Иначе нельзя. Скука заест! Депрессия навалится, к бутылке потянет. Лучше уж черный юмор, чем зеленая тоска. Я целый день веселился, представлял, какое у Санди будет лицо, когда она увидит «Обнаженную Маху»! Ей-богу, усилия того стоили. — Он вздохнул, посерьезнел и перевел глаза с Карелина на Астру. — Я с вами начистоту говорю, а вы со мной?
— Нам скрывать нечего, — взмахнула Астра накрашенными ресницами, умалчивая тем не менее о Маслове.
Чтобы не пришлось объяснять, как они сами оказались посреди ночи в мастерской.
— Почему Александрина так болезненно воспринимает свое изображение на ваших полотнах? — старательно подбирая слова, спросил Матвей. — Обнаженная натура на картинах не редкость.
— Она слишком сильно меня ненавидит, чтобы способствовать моей славе. Добровольно позировать Санди не заставишь.
— Только поэтому?
— Не знаю. Я не задумывался. Какая разница? Мы с ней… не сошлись характерами. Так, кажется, принято говорить? Ей доставляет удовольствие досаждать мне, а удовольствие — самый надежный стимул. Иногда мне приходит в голову, что и замуж за отца она вышла по той же причине: чтобы отравить мое существование.
— Может быть, она влюблена в вас?
— Влюблена? Я не пользуюсь этим словом. Оно расплывчато и не отражает сути. Влюблена! Восторженна, как девочка-подросток, или прикидывается, как опытная кокетка? Она свела в могилу моего отца.
— И все же вы ее пишете…
— Ее формы совершенны, хотя содержание черно, как ночь, полная греха и страсти. Александрина — прелестный сосуд, куда дьявол заключил дикий мед, собранный его ненасытными пчелами. Каждая капля медленно отравляет сластолюбивых мужчин.
— Интересное сравнение, — искренне восхитилась Астра. — Вы поэт, господин Домнин.
— Она призналась в чем-нибудь? — спросил он.
— Да. В уничтожении картины. И в том, что написала вам письмо от имени Сфинкса.
Художник расхохотался.
— Подготавливала почву для мнимого убийства? А я недооценил ее — заподозрил Маслова, даже звонил ему. Бедный Феофан! Наверное, разобижен на весь белый свет и особенно на старых приятелей. Где он, кстати?
— Пьет в курительной комнате.
— Бедный… — удрученно повторил Домнин. — Творческие люди ужасно ранимы. Я еще подставил его с этой речью! Пойду извинюсь.
— Вряд ли он вас сейчас выслушает. Отложите раскаяние на Прощеное воскресенье.
— Если доживу. Нет-нет, — он протестующее поднял руки, отметая все возражения. — Письмо написала моя рыжекудрая родственница, вы меня убедили! Но ведь Сфинкс еще не сказал последнего слова…
Через четверть часа администратор вывел Домнина черным ходом на улицу и велел водителю доставить того домой в целости и сохранности. Картина по предварительной договоренности осталась в его кабинете — до аукциона.
Матвей и Астра спустились в холл. Возле гардероба их поджидала Лариса Калмыкова.
— Что за дурацкое шоу ты устроил? — набросилась она на Карелина.
— Человеку стало плохо, я попросил охранников отнести его в служебное помещение и вызвать врача. Вы сами подняли крик про убийство.
— Ну-ну, рассказывай. Как бы не так! Никакого врача я не видела.
— Просто он не понадобился. Господин Домнин очнулся, ему стало лучше… Он отлежался и уехал.
— А допрос, который ты учинил в кабинете администратора?
— Хотел выяснить, кто уколол пострадавшего булавкой. Она могла быть отравлена.
— Булавкой? — опешила Лариса. — Шутишь. Ладно, признайся, что ты это нарочно выдумал.
— Не веришь? Напрасно… — безмятежно улыбнулся он. — Только не болтай лишнего.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу