Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

— Я не законодатель мод, — нервно посмеивался скульптор. — Я — творческая личность! Имею право на причуды.

— Так оделся бы в римскую тогу или в плащ мушкетера. По крайней мере, оригинально.

— Ты на себя, кум, оборотись! Твой бархатный воротник до ушей вовсе ни в какие ворота не лезет.

— Это эксклюзивный покрой в старинном духе от… — Баркасов назвал фамилию известного молодого кутюрье. — В одежде возвращается романтический стиль. Вон, гляди-ка, твой покупатель! — показал он на Матвея и Астру. — С ним дочь господина Ельцова. Познакомить?

Лицо молодой женщины показалось Маслову смутно знакомым.

— Она журналистикой занимается?

— Журналистикой? М-мм-м… — пожал плечами комик. — Может, и балуется, пописывает статейки в какое-нибудь «карманное» издание родителя. Идем спросим. Я тебя представлю. У ее папаши денег куры не клюют, авось барышня составит тебе протекцию.

— Потом, Баркасов, после моей речи, — отмахнулся Феофан. — Я ведь первый выступаю! Где Игорь? Почему в зале до сих пор нет картины? Хоть бы одним глазком взглянуть! А то так сразу и не придумаешь, что говорить.

— Не лукавь, братец. Ты у нас выдающийся сочинитель панегириков [6] Панегирик — ораторская речь хвалебного содержания. и хвалебных од. Язык у тебя правильно подвешен, историю живописи ты знаешь как свои пять пальцев. Кому, как не тебе, разбираться в особенностях стиля Домнина? Вас же взрастила одна альма-матер.

Скульптор напряженно улыбнулся, его лысина приобрела багровый оттенок, а на лбу выступили капельки пота.

— Жарко, — пробормотал он. — Пахнет свечами, как в церкви.

Ему хотелось выпить, но сдерживала боязнь потерять самообладание и сболтнуть лишнее.

— Да у тебя руки дрожат! — заметил Баркасов. — Этак не годится. Глоток коньяка нам не повредит. Любезнейший!

Он подозвал официанта и взял две рюмки с коньяком — себе и Маслову.

Тут по залу пролетел возбужденный шумок, собеседники повернулись в сторону входа. На свободном от столиков пространстве для танцев приостановилась, будто позволяя присутствующим сполна насладиться зрелищем своей роскошной красоты, Александрина. Мужчины замерли, дамы испустили завистливый вздох.

Вдова прибыла на вечеринку с опозданием. Она тщательно подготовилась, превзошла самое себя. Ее наряд и прическа были восхитительны. Принятая накануне выезда таблетка избавила ее от головной боли, а легкая синева под глазами, томная бледность и красные губы выгодно подчеркивали чувственную выразительность ее лица.

— Филистимлянка Далила! — фамильярно воскликнул Баркасов, обращая на себя всеобщее внимание. — Царица Савская!

Астра подивилась искусству этой женщины подать себя. Для ночного шоу та выбрала длинное платье из бело-розового шифона с перламутровым отливом, очень открытым лифом и юбкой, чуть ли не до талии разрезанной на полосы. При ходьбе они развевались, демонстрируя бедра, колени и икры изумительной формы. Вместо пояса дама использовала нечто вроде атласного кушака того же кроваво-красного цвета, что и помада на губах; ее плечи прикрывало болеро из золотистой ткани, вытканной черными цветами. Огнеподобные волосы были уложены короной с каскадом спускающихся по сторонам локонов, с редкими завитками на лбу вместо челки.

Подобное одеяние на ком угодно выглядело бы нелепо, кроме Санди.

— Она словно сошла с картины неукротимого испанца, — прошептал кто-то рядом с Астрой.

— Кого?

— Гойи! — завороженно произнес Феофан Маслов, который покинул Баркасова и пробрался поближе к дочери господина Ельцова.

Чем черт не шутит? Завяжется знакомство, а потом можно будет обсудить спонсорскую помощь.

— Никакая она не Далила, — продолжал скульптор, стараясь произвести впечатление на Астру. — Скорее уж герцогиня Альба, от которой испанец был без ума: распутная Каэтана, надменная, прелестная и жестокая. По слухам, эта красотка отравила своего мужа, а потом и ее саму постигла загадочная смерть. Гойя был околдован молодой герцогиней и писал ее неистово, вкладывая в каждый мазок всю силу любви и ненависти. Вам приходилось видеть его знаменитые полотна «Маха одетая» и «Маха обнаженная»? Моделью для них послужила Каэтана Альба. Не верьте исследователям, опровергающим сей факт.

— Почему? — прошептала Астра.

— Только любовь делает краски живыми, а образы — нетленными и волшебно прекрасными. Если бы я хоть один раз в жизни полюбил женщину до беспамятства, до дрожи в груди… я бы тоже создавал шедевры! Но Игорь… он украл у меня…