Вера Каспари - Воскресшая жертва

— Клодиус, — обратился я, — скажите мне кое-что. Те, кто коллекционирует антиквариат, всегда скупы?

Он засмеялся.

— Клодиус, если человек с ума сходит по старинному стеклу и обнаруживает прекрасное изделие, которым он не может обладать, как вы думаете, может он намеренно разбить его, чтобы им не наслаждался кто-то другой?

Клодиус облизнул губы.

— Я, кажется, догадался, что вы имеете в виду, мистер Макферсон.

— Прошлым вечером это была случайность?

— Можно сказать и да, и нет. Мистер Лайдекер захотел заплатить, и я взял деньги, но это не была случайность. Видите ли, я не положил дробь…

— Дробь? Что вы имеете в виду?

— Мы используем дробь, чтобы наполнять ею легкие и хрупкие предметы для устойчивости.

— Но ведь это не патроны калибра 0,18 дюйма, — сказал я.

— Именно они, — ответил он, — патроны калибра 0,18 дюйма.

Я однажды рассматривал антиквариат у Уолдо, когда ждал его. В старых чашках и вазах не было дроби этого калибра, но он не был столь наивен, чтобы оставлять столь безоговорочные улики для первого же сыщика. На этот раз я решил более тщательно все обследовать, но у меня не оставалось времени, чтобы получить на то разрешение. Я вошел в дом через подвальный этаж и одолел восемнадцать пролетов до его квартиры. Я так поступил, чтобы не встречаться с мальчиком-лифтером, который уже приветствовал меня как лучшего друга мистера Лайдекера. Если Уолдо вернется домой, у него не должно быть никаких подозрений, иначе он может поспешно уйти.

Я открыл дверь отмычкой. В квартире было тихо и темно.

В ней находился убийца. Но должно было быть и ружье. Это не мог быть дробовик с длинным стволом или обрез. Уолдо — человек другого типа. Если у него и было ружье, оно наверняка являлось еще одним музейным экспонатом наряду с китайскими собачками, пастушками и старыми бутылками.

Я обследовал шкафы и полки в гостиной, потом перешел в спальню и начал с ящиков в гардеробе. Все, чем он владел, было особого рода и редкого качества. Его любимые книги были переплетены изысканной кожей, свои носовые платки, белье и пижамы он держал в шелковых коробках, на которых были вышиты его инициалы. Даже жидкость для полоскания рта и зубная паста были приготовлены для него по специальным рецептам.

Я услышал звук выключателя в соседней комнате. Моя рука автоматически потянулась к карману на бедре. Но у меня не было с собой оружия. Как я однажды сказал Уолдо, я беру с собой оружие, когда иду на встречу с неприятностями. Я не рассчитывал на то, что придется применять насилие.

Я быстро повернулся, встал за стулом и увидел Роберто в черном шелковом халате, который выглядел так, как будто именно он платил арендную плату за эту роскошную квартиру.

Прежде чем он начал задавать мне вопросы, я спросил:

— Что вы здесь делаете? Разве по вечерам вы не ухолите домой?

— Сегодня вечером я нужен мистеру Лайдекеру, — сказал он.

— Зачем?

— Он плохо себя чувствует.

— А, — произнес я и ухватился за ниточку, — вот поэтому и я здесь, Роберто. За ужином мистер Лайдекер нехорошо себя почувствовал, он дал мне свой ключ и попросил прийти и подождать его.

Роберто улыбнулся.

— Я только собирался пройти в ванную комнату, — сказал я. Это показалось мне самым простым объяснением, почему я нахожусь в спальне. Я отправился в ванную комнату. Когда я вышел, Роберто ждал меня в гостиной. Он спросил, не хочу ли я что-нибудь выпить, может быть, чашку кофе.

— Нет, спасибо, — сказал я, — вы можете идти спать. Я прослежу, чтобы с мистером Лайдекером было все в порядке.

Он направился к выходу, но я окликнул его:

— Как вы думаете, что с мистером Лайдекером, Роберто? Он как будто нервничает, верно?

Роберто улыбнулся.

— Это из-за убийства, оно заставляет его нервничать, правда?

Его улыбка стала меня раздражать. Даже молчальник с Род-Айленда говорил бы больше, чем эта филиппинская рыба.

— Вы знали Квентина Уако? — спросил я.

Этот вопрос как будто разбудил его. В Нью-Йорке обитало не много филиппинцев, и они держались друг друга, как родные братья. Все мальчики-слуги делали ставки на Квентина Уако, он был чемпионом по боксу в легком весе, пока не связался с девицами из танц-клубов на Шестьдесят шестой улице. Он стал тратить больше денег, чем зарабатывал, и когда молодой Кардански победил его, то его обвинили в том, что он вел бой вполсилы. Один из знакомых Квентина встретил его однажды вечером у дверей танц-клуба «Шамрок» и вытащил нож.