Валерий Махов - Вне закона

– Хорошо, Туман. Я узнаю, кого еще опрашивали и о чем. А что будешь делать ты? – спросила Нина.

– Значит, так… Производство на время свернуть. В лаборатории убрать. Пусть торчки поскучают. Потом злее будут. Да и цены после перерыва можно будет поднять. Если придут с обыском, вызывай Ваньку Врагова, он им мозги вправит, мало не покажется. И ничего не бойся, ты не шавка подзаборная, чтобы тебя ногами пинать. Ты известный ученый, доктор наук, профессор. Так что успокойся и живи своей обычной жизнью. На пару месяцев – перерыв. А за это время я все улажу.

– Туман, я не смогу как раньше. Меня даже не деньги волнуют, а что-то другое.

– Нина, все вернется – и я, и наше дело. Знаешь, как «наше дело» по-итальянски?

– Нет.

– Коза ностра!

Холодный и липкий пот залил все лицо. Господи, это снова тени прошлого. Когда же мое прошлое отпустит меня?!

Туман вспомнил начало лихих 90-х. 17 мая 1992 года его арестовала служба безопасности Украины по подозрению в хищении государственного имущества в особо крупных размерах. Статья 86 прим. – наказание до расстрела. Туман, естественно, никаких показаний не дал и сотрудничать со следствием отказался. Он вскрыл себе вены и объявил голодовку в знак протеста против ментовского беспредела. Он не ответил ни на один вопрос следователя. Не подписал ни одного протокола. Устав бороться с таким поведением, его спецэтапом на самолете отправили в Киев, в центральную тюрьму СБУ. Начальником этой хитрой тюрьмы был полковник Петруня. Он снял голодовку Тумана ровно за пять минут.

Игоря прямо с этапа завели в кабинет начальника тюрьмы, и Петруня приятным, вкрадчивым голосом рассказал Туману, что будет дальше.

– Вот вы, Тумановский, старый диссидент. Вы, наверное, думаете, что тюрьма СБУ – это застенки гестапо?!

– Ну, не vip-корпус «Артека», – ответил Игорь.

– Ошибаетесь. – Петруня добро, по-ленински, прищурился. – Ошибаетесь! Дело ваше ведет генпрокуратура. Подельник ваш – генерал, замминистра обороны по строительству и расквартированию войск. Соответственно и содержаться вы должны в хороших условиях. Поймите, Тумановский, я вам не друг, но и не враг. Я просто консьерж, моя задача не помогать следователю бороться с вами, а создавать вам нормальные условия для жизни. Я должен следить за тем, чтобы у вас были чистая постель, хорошее питание и не было никаких причин для недовольства режимом содержания. Я не веду оперативную работу. У моих сотрудников нет даже спецсредств. Я получил на складе дубинки, «черемуху», пластиковые щиты и каски с бронежилетами и, сбросив все это в одну комнату, закрыл на замок. Мы воздействуем на наших сидельцев словом. Мне смешно, когда люди, прибывшие сюда впервые, напряженно ждут, когда же наконец начнутся пытки. Такими были Стус, Хмара, Черновил, Лукьяненко и Параджанов. Не начнутся! Мы следователям даже кричать на подследственных не разрешаем. Впрочем, у вас будет время убедиться в правдивости моих слов. Вот вы говорите, что невиновны. Хорошо! Наймите хорошего адвоката и боритесь. Докажите, что вы невиновны. Но для борьбы нужны силы. Так о какой голодовке может идти речь?! Вам, наоборот, необходимо хорошо питаться, и здесь я ваш союзник. Я никогда не придираюсь к весу продуктовой передачи. Я помогу вам со свиданием. Хотите услышать родных? Это нарушение, но я не изверг. Я лучше получу выговор, чем увижу боль на вашем лице. Я даю вам слово, что все написанные вами жалобы в тот же день будут на столе у генпрокурора. Ну так что, будем дружить и вместе добиваться справедливости или воевать и множить свои печали?! – Незаметно, как Святослав Рихтер, он заиграл пальцами на клавиатуре селектора. – Сколько уже голодаете?

– Десять суток, – ответил Туман.

– Клава, приготовьте нам с Игорем Вениаминовичем завтрак. Мне – как всегда, а ему куриный бульон и воздушный омлет. Я думаю, это будет нетяжело для желудка.

И, не дав Туману даже опомниться, подвинул к нему телефон.

– Звоните. Только прошу вас, ни слова о деле, только о личном. Вы же меня не подведете?!

– Нет! – радостно ответил Туман. Он уже месяц не слышал родных голосов. Пока Игорь разговаривал с домом, подозрительно быстро принесли заказ. От запаха бульона Игорь чуть было не упал со стула.

– Сейчас мы прервемся на завтрак, а потом позвоните еще раз, – сказал, забирая трубку, Петруня.

Туман взял ложку и начал есть. Он ел жадно, обжигаясь, не чувствуя вкуса, и думал, что диссидентство и инакомыслие дожили до наших дней только благодаря фанатикам и конъюнктурщикам типа Омельченко. Если бы было поменьше Омельченок и побольше Петрунь, не было бы ни диссидентов, ни инакомыслящих.