Валерий Махов - Вне закона

– Я читал «Крестного отца».

– Тогда тебе будет легче понять нашу задачу. Если дилеры просто исчезнут, то на их место придут другие! А если их не убьют, а казнят, то другие сто раз подумают, прежде чем занять их место. А пока суть да дело, мы позанимаем их ниши. Надеюсь, мочить наркобарыг – это ничуть не хуже, чем барсеточников и менял.

– Да мне по большому счету все равно. Я когда не работаю, у меня тоже своего рода ломка.

– Ну ты, Вася, даешь! Разве на войне тебе было мало крови?! Разве после боя или зачистки кишлака ты видел мало трупов?!

– Это все групповуха. Это все, Туман, не то. Кайф – штучное мочилово. Кайф – это когда один на один, когда он дергается на кончике твоего пера, а его душа, не найдя твоей, улетает в небо…

– Да ты поэт, мать твою, Вася.

Погода полностью соответствовала настроению. На душе было так же пасмурно, как и на улице. В такую погоду сидеть бы у камина и, покуривая кальян и попивая хороший коньяк, думать о вечном…

Но служба, мать ее в кобуру, как любил поговаривать подполковник Зайцев, не давала Андрею расслабиться и забыться. В городе, судя по всему, шел передел сфер влияния. А это всегда большая кровь среди преступников и большой головняк у ментов. После сегодняшнего утреннего совещания каждый опер узнал о себе много нового и интересного. Зайцев, обычно сдержанный и спокойный, после визита к генералу был не похож сам на себя. Досталось всем. Даже Намучеряну было сказано, что его спортивные победы перестали удовлетворять руководство и было бы неплохо немножко поработать «на земле», а не на ковре.

Андрей с улыбкой вспоминал, как гроза преступного мира потел и кряхтел, когда его подняли на совещании. Досталось, правда, и Андрею. Один из его «барабанов» сбился с ритма и настучал то, что при проверке оказалось пустышкой. И вот сейчас, стоя в холодном подъезде и ожидая непутевого осведомителя, Андрей смотрел на соседний киоск и думал о том, как же хорошо, наверное, реализаторам, работающим в тепле и изобилии…

Из состояния глубокой задумчивости Андрея вывели менты вневедомственной охраны, вызванные бдительными соседями, которым, в свою очередь, не понравился подозрительный мужик, долго околачивающийся в подъезде. Быстро разобравшись с ментами, Андрей понял, что ждать дальше бесполезно, и, купив в киоске у улыбчивой продавщицы сигарет, поехал, проклиная дождь, домой, чтобы поздней ночью, выехав на убийство, в этом же подъезде обнаружить своего осведомителя отдельно от его же собственной головы. Голова лежала на подоконнике, и в каждой ноздре торчало по долларовой купюре, свернутой в трубочку. Картина была жуткой и прозрачной.

Чем дальше, тем больше накатывающие воспоминания не давали Туману жить.

…В 1970 году ему исполнилось пятнадцать лет. Это был переломный момент в его жизни. Не потому, что он вдруг поумнел. Нет, умным он стал, как ему казалось, гораздо раньше.

…Жили они с матерью в Полтаве, городке славном, тихом и чистом. По мнению ЮНЕСКО, самом зеленом на Украине, но до смеха периферийном. Полтава была любимым городом военных отставников, так как экология там была девственна, а промышленность оставалась в зачаточном состоянии. Население составляло примерно двести-двести пятьдесят тысяч. Практически все знали друг друга. Центральная улица называлась Октябрьская, бывшая Сталина, а в народе просто Шляндра. В воскресенье весь город, одевшись во все самое лучшее и самое модное, бродил от одного угла Шляндры до другого. В выходные во время этих променадов можно было встретить кого угодно. Туман был центровым. Он жил на улице Котляревского, которая уходила вниз от Октябрьской до улицы Шолом-Алейхема. Во дворе дома, где они жили, находилась детская спортивная школа и первый в Полтаве открытый бассейн. Туман ходил на водное поло и хорошо помнил кумиров своего детства, выдающихся полтавских пловцов-олимпийцев – Евгения Михайлова, Татьяну Девятову и Рудольфа Урузбахтина. Вернувшись из поверженного Мехико в 1968 году в огромных сомбреро, они, вальяжно развалясь на бортиках бассейна, под песню «У моря, у синего моря» рассказывали обалдевшим пловцам и ватерполистам о Мексике и Олимпиаде.

Первым тренером Тумана был огромный, добрый мужик Анатолий Трофимович Вицко. Он был одним из маминых любовников и забрал Тумана в спорт. И вообще, мама Тумана была его самым обожаемым кумиром и непререкаемым авторитетом. Нахлебавшись до кровавой икоты прелестей супружеской жизни, похоронив (после того, как пьяный муж избил и выгнал ее в ночь на мороз) девятимесячного брата Тумана Славика, мама решила больше замуж не выходить и всю жизнь посвятила себе и Игорю.