Валерий Махов - Вне закона

«Эти глаза напротив» голосом Валерия Ободзинского разрывали воспаленный Антонов мозг. «Эти глаза не против», – успокаивающе подпевало воображение. «Эти глаза – наркотик», – в конце концов подводил итог выползающий из катакомб извилин еще оставшийся ум.

Долгое созерцание Лениных глаз всегда заканчивалось одним. Антон закрывал свои и летел в бездонную пропасть радости и счастья.

В последнее время их сексуальные игры окрасились новыми яркими ощущениями. Лена и раньше во время секса бормотала что-то несвязное, часто непонятное, но всегда возбуждающее. А теперь – и это Антону нравилось – она выкрикивала конкретные вопросы типа: «Ты убьешь за меня эту мразь?!», «Ты отнимешь за меня у него его поганую жизнь?», «Ты порвешь эту тварь на куски?!». – «Да! Да! Да!» – хрипел в экстазе Антон. И чувство, что за любимого человека он способен на все, делало его увереннее и сильнее. Вот она, первобытная любовь, когда, кроме любимого человека, не нужен никто. Когда пищу и одежду добываешь только для того, чтобы поесть и согреться перед тем, как настанет праздник. Вот она, высшая справедливость. Когда пуп за пуп, локон за локон. Когда на кончике ее язычка сосредоточены все радости мира, а каждая черточка, каждый изгиб ее тела есть контуры твоих любых маршрутов.

Только бы эта сказка как можно дольше не заканчивалась. А если и суждено быть хеппи-энду, то пусть в один день, в один час, в одну минуту.

После ухода врача Валерий Иванович Потапов долго и нервно ходил по кабинету. Врач был другом и не скрывал своего разочарования результатами осмотра. Сердце сбоило, давление давило, печень увеличена, язык цвета хаки. А вердикт прост и понятен: копаться на дачных грядках, товарищ полковник, – это не для тебя. Только прежний, привычный режим, только прежний ритм жизни, иначе – «Встать, Страшный суд идет!»

Потапов достал мобильный телефон и набрал номер Голицына. Антон долго не брал трубку, потом шепотом ответил, что сейчас совещание и перезвонит попозже.

У Потапова засосало под ложечкой. Он брезгливо бросил трубку на диван, но потом вдруг с надеждой снова схватил ее. Лена ответила сразу, как будто ждала звонка. После нескольких приветственных слов и глупых бытовых вопросов двух свежих отставников Потапов перешел к делу.

– Я там краем уха слышал, что ты хотела открыть адвокатскую контору.

– Да, Валерий Иванович, край вашего уха, как всегда, точен и прав.

– Так я тут вот что подумал, адвокат из меня, как из «макарова» «беретта», а вот сыскную частную контору я бы открыл. Отсюда предложение – давай объединим усилия.

– Предложение заманчивое, Валерий Иванович. Прямо скажем, такое, от которого нельзя отказаться.

– Ну, вот и хорошо. Ты подумай, все обмозгуй, посоветуйся с Антоном и давай снова поработаем вместе. Я – старая легавая. Мне по помойкам бегать не пристало. И если закрома Родины охранять не дают, то буду сторожить частные клады, так что жду вас с предложениями и пожеланиями.

Закончив разговор, Потапов почувствовал облегчение и прилив сил. К нему, похоже, вернулось хорошее настроение. Рано пить боржоми, рано есть овсянку, сэр!

В наследство от Кузнецова Лена получила не только материальные блага, но и обостренное чувство справедливости. Она и раньше ненавидела зло и по мере сил старалась с ним бороться. Кузнецов оставил Лене небольшой арсенал оружия, снабженного цейсовской оптикой и приборами ночного видения, плюс несколько миниатюрных взрывных устройств. Все это богатое приданое Лена в свое время вывезла на дачу и надежно спрятала в гараже. План устранения Гаджиева был до смешного прост. В подъезде его дома консьержа не было, и это упрощало задачу до минимума. Антон, надев парик с длинными волосами и с помощью Лены сделав макияж, изменил внешность до неузнаваемости и провел рекогносцировку на местности. Потом они с Леной на разных машинах методом посменного дежурства за несколько дней установили график жизненного ритма Гаджиева. А дальше – еще проще. Антон заложил небольшой заряд эквивалентом двести граммов тротила в почтовый ящик Гаджиева и вечером того же дня, припарковав машину в непосредственной близости от подъезда, стал ждать возвращения горячего кавказца из казино. За день до этого они с Леной по секундомеру просчитали, за какое время Гаджиев дойдет до почтовых ящиков, плюс-минус с учетом его комплекции и состояния. Получалось от машины до подъезда 20–30 секунд, а от дверей и до ящиков – 8—10.