Дмитрий Шевченко - Кремлёвские нравы

Негласное подразделение Иванова наращивало темп, однако время гордых планов, дерзких открытий постепенно уходило в прошлое.

Коржаков, зная наперед реакцию Ельцина, уже без особой радости читал оперативные донесения, где то и дело мелькали знакомые фамилии. А потом, когда сам вдруг побронзовел, ощутил политический зуд, и вовсе стал кривиться и фыркать на Иванова и других правдолюбцев. Все возвращалось на круги своя.

РАЗГУЛЬНЫЙ ПРАЗДНИЧЕК

Уход Иванова в момент, когда и сам он, и Служба безопасности находились на вершине славы - о ней грезили люди с Лубянки, ей посвящали статьи популярные журналисты, - вызвал панику. Выдвигались десятки версий "предательства" Иванова: завербован западными спецслужбами, разочаровался в политике Ельцина, сменил политическую ориентацию...

Нет, он не стал ни партийцем, ни предателем. В Ельцине разочаровался - да. А кто им очарован? Но причины были иные. Четыре года Владимир Алексеевич молчал и впервые позволил себе заговорить о своем уходе лишь сегодня. Наша беседа проходила в строительном вагончике - временной "резиденции" старосты храма Малого Вознесения, что на Большой Никитской, 18.

- Хотите знать, почему произошел путч 93-го года? - начал беседу Владимир Алексеевич Иванов, чернобородый мужчина, в церковном облике которого едва ли угадывался бывший офицер спецслужбы. - Немногие знают эту тайну. Из-за пьянки. Ельцин и Хасбулатов парились в бане, крепко выпили. Когда оба уже еле ворочали языком, Хасбулатов изрек: "Борис Николаевич, а ведь у меня прав больше, чем у тебя, я глава парламента". В ответ президент дал локтем Хасбулатову в ухо. Руслан Имранович тоже было замахнулся... Охранники разняли. На другой день заседание парламента началось с брани в адрес президента, а закончилась эта пьяная история указом № 1400 и трупами в центре Москвы. Говорю это с полной ответственностью: все решения в Кремле принимаются в пьяном угаре. А тон, как ни прискорбно, задает президент! Из-за пьянки произошла гражданская война в Москве; залив глаза, ввели войска в Грозный. Об этом почему-то принято говорить с юмором, но я веду речь о национальном позоре и о национальной трагедии...

Безудержная дикая пьянка в Кремле на самом деле началась с приходом Ельцина. Казалось бы, отшумели баталии, кончились праздники, нечего больше отмечать. На дворе будни, нужно работать, по-германски впрягаться в воз и тащить его. Но веселье, на удивление, не утихло и не утихает до сих пор. Считают кремлевские столбы чиновники. Один из бывших спичрайтеров, "заложив за галстук", на моих глазах радостно наделал в штаны прямо в лифте...

У входа в президентскую резиденцию стоят два прапорщика, проверяющие документы. Служба безопасности дала им негласное задание отслеживать на выходе пьяных и записывать фамилии в блокнот. Через неделю пришлось заводить другой блокнот - вернее, амбарную книгу: в черные списки попало чуть не две трети кремлевских бюрократов.

- Пьют во многом от безысходности, - продолжает Иванов. - Ждали сорок сороков, повышение по службе, зависть соседей. А оказалась рутинная работа, нужно выслуживаться, ни хрена не платят. Как у известной писательницы в одном из рассказов: жизнь прошла, а где же подарки?..

Кстати о подарках. Коржаков в узком кругу не раз демонстрировал длинный тонкий шрам на руке. Однажды, когда он пытался отнять бутылку у хмельного президента, тот "отблагодарил" верного друга ударом ножа...

Иванов водку терпеть не мог, за что не раз получал нарекания от заместителей Коржакова. "Всем хорош парень, - сокрушались они, - а в коллективе вести себя не умеет. Стыдно офицеру! Куда его такого? Карьеры не сделает..."

Вспоминаем с Владимиром Алексеевичем берлинскую поездку Ельцина на вывод войск, где, ещё не зная друг друга, мы впервые встретились. У меня она не задалась с самого начала. Служебная машина опоздала, и мы неслись во Внуково по левой стороне, на красный свет, с зажженными фарами. Когда выскочили на летное поле, трап уже отъезжал. Пришлось подавать назад. В иллюминаторах - белые от злости глаза. А какие слова прошипел президентский охранник, отвечавший за "передовой" самолет, где летели мои подопечные президентская пресса, лучше не вспоминать. В Берлин прилетели, как положено, за час до "основного", президентского борта. Стояла тридцатиградусная жара. В специально отгороженном "загоне" для журналистской братии томилось на солнце несколько сот человек. И вот самолет подрулил на стоянку. Я отправился к переднему трапу встречать Костикова. Он уже сбегал вниз, бледный от волнения.