Наталья Александрова: Красная роза печали

Виолетта проводила ее неодобрительным взглядом и продолжала:

— Вы не представляете, Нелечка, до чего они стали ленивы! И абсолютно ничего не умеют! Так трудно найти подходящую кандидатуру! И ведь нужно еще искать такую, чтобы мой благоверный не положил на нее глаз! Он у меня такой… — Виолетта округлила глаза и выдохнула трудное красивое слово: — Всеядный! Я так боюсь его увлечений! Вам-то, Нелечка, хорошо — вы вдова, и слава богу, у вас есть собственные средства, — ой, только не обижайтесь! — а мне нужно быть все время на страже своих интересов. Если он уйдет к другой, я просто не знаю, что я буду делать… Вот вы, Нелечка… Если бы ваш муж был жив и ушел к другой… Что бы вы сделали? Ах, простите меня, болтушку!

— Я и сделала, — спокойно ответила миссис Левински, — я ее убила.

— Как? — воскликнула Виолетта, округлив блекло-голубые глаза в наигранном ужасе.

— Ножом, — ответила миссис Левински, — ножом лазерной заточки.

— Ах-ха-ха! — залилась Виолетта истерическим смехом. — Ну вы меня просто уморили, Нелечка! У вас такое чувство юмора! Я с вами совершенно не буду скучать эти две недели!

Бассейн резал глаза нестерпимым бирюзовым блеском. Невдалеке тихо и ласково вздыхал океан. Миссис Левински прикрыла глаза, вполуха слушая болтовню соседки. Ей казалось, что вся прежняя жизнь ей приснилась — холод, болезнь, одиночество, отчаяние, толкнувшее ее на роковой шаг…

Жили две девочки, учились в школе, сидели за одной партой. Одна была громкоголосая организаторша школьных мероприятий, а другая — умница и скромница, отличница Анечка. В первом классе их посадили за одну парту, и с тех пор они так и дружили, по инерции, как бы дополняя друг друга. Анины родители не очень одобряли Марианну, они считали ее простоватой. Но дружба продолжалась все десять лет, а потом, как только прозвенел последний звонок, подруги разбежались в разные стороны, не ссорясь и не обижая друг друга. Они виделись все реже, но как-то на студенческой вечеринке, куда пришли обе, они познакомились с Семеном. Непонятно, чем он мог понравиться Марианне — невысокий, даже щуплый молодой человек в очках. Она положила на него глаз, а он просто шарахался от такой крупной, всегда ярко одетой девахи с толстыми икрами и громким голосом. Разумеется, умница Анечка, интеллигентная и воспитанная, с тонкой талией и черными глазами в пол-лица, настолько отличалась от подруги, что Семен просто не мог этого не отметить. Они убежали с вечеринки вдвоем, роман продолжался всего два месяца, родители были не против женитьбы. С Марианной они окончательно расстались.

Прошло тридцать лет, супруги шли как-то в субботу с продуктового рынка, таща за собой две сумки на колесиках. Рядом с ними остановилась шикарная иномарка, шофер выскочил и открыл дверцу высокой даме, казавшейся еще крупнее из-за длинной свободной шубы. Дама вышла, неторопливо одернула шубу, строго приказала что-то шоферу удивительно знакомым голосом и направилась по своим делам, как вдруг на глаза ей попались супруги Барсуковы. Она оглядела с привычной брезгливостью немолодую пару в потертой одежде, вдруг брови ее изумленно поднялись, взгляд прояснился, и она заорала на всю улицу:

— Да это ж Анька!

— Марианна! — ахнул Семен, и в груди у Анны Давыдовны шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Что вылупился, проезжай! — гаркнула Марианна шоферу и повернулась к ним.

Первый порыв прошел, и Марианна смотрела на них равнодушно. Они поговорили чуть-чуть о пустяках, причем Анне Давыдовне сразу же стало ясно, что Марианна с одного взгляда оценила их и выбросила из головы. Марианна сказала, что спешит, и ушла, не извинившись. Анна Давыдовна с облегчением повернула к дому. Всю дорогу муж изумленно крутил головой.

— Ну надо же, какая стала Марианна, совсем другая женщина!

«А по-моему, ничуть не изменилась», — думала Анна Давыдовна, но сердце ее щемила непонятная боль.

Через неделю муж смущенно признался, что встретил Марианну снова. Он стал какой-то на себя непохожий — то оживлялся, то вдруг задумывался надолго.

«Не может быть, — думала Анна Давыдовна, — мы прожили тридцать лет, он ни разу не давал мне повода. Так неужели теперь, на старости лет, он увлекся другой женщиной? И кем — той самой Марианной, от которой прятался и шарахался в молодости, высмеивая ее манеры, голос и фигуру. Ведь она ничуть не изменилась — те же толстые икры, тот же противный голос…»

Анна Давыдовна не знала, что голос Марианны кажется теперь ее мужу не грубым, а уверенным, что видит он перед собой не прежнюю простоватую и грубоватую Марианну, а уверенную в себе деловую женщину, хозяйку крупной фирмы и вообще всей жизни. Что касается фигуры, то на толстом, некрасивой формы пальце блестело кольцо с крупным бриллиантом и костюм, обтягивающий плотное тело, куплен в дорогом бутике за несусветную цену. И шофер почтительно открывал дверцу автомобиля, и официант глядел подобострастно и кланялся…