Вернулись, правда, оба «с пустыми ведрами».
А тут и справочка из секретариата: нет никаких завещаний на Марину от Страхова.
— Вот мужик твой тем более подходит! А может, официантку подкупили?
— Кто?
— Да тот же сынок. Женись папаша — главная наследница жена. Ей половина и равная доля в прочих долях. Значит, пацану только четверть, так у нас по закону?
— Ты фотографию его из паспортного стола достал? И справку из местного отделения?
— А когда мне было?
— Вот с утра и займись.
Разошлись: Леша на День рождения сестры, а я в театр Станиславского и Немировича-Данченко на «Коппелию» с замечательной Татьяной Чернобровкиной.
Если кто не знает этой прекрасной музыки Делиба — пусть даже балетная труппа будет не первого сорта — обязательно сходите; и публика в тот вечер выходила из театра в приподнятом настроении; воздух хоть и холодный, но без ветра и не колючий, поэтому так приятно было пройтись по Большой Дмитровке до Охотного ряда, где мне оставалась всего одна остановка метро до родного дома.
Музыка продолжала играть в голове — то мазурка, то вальс… и в таком воздушном почти состоянии я дошел уже до конца, до Георгиевского переулка и здесь… застрял среди тротуара, да так, что на меня чуть не налетели сзади идущие… как вчера на Страстном бульваре, только теперь я понял — слежка! Еще две недели слежки, а уехать в «свадебное», они должны были через семь или восемь дней. «Подозрительный» — сказал о нем управляющий; пусть, но это уже перешкаливает здравый смысл. И из слов Аркадия Николаевича никак не вытекало, что они должны продолжать слежку аж за границей.
Не то, не так… ну, ни по какому здравому смыслу не получается.
Утром следующим я едва успел сесть в рабочее кресло, как снизу с проходной позвонил дежурный с сообщением, что некоей дамой мне оставлен конверт.
Понятно, что от Марины с обещанным списком близких к дяде антикваров.
…
Оказалось — я распечатал сразу конверт — их всего семь.
Леша, не заезжая в контору, отправился за фотографией и данными Страхова-младшего. А я приступил к списку, благо Марина дала по каждому имени телефоны.
И в каком-то смысле повезло: двое оказались на Сотби в Лондоне, один с инфарктом в больнице. То есть из прямых подозреваемых — четверо.
Все уже знали о случившемся и обрадовались, что заеду к ним сам, а не потащу на Петровку. По Сотби я сразу проверил в погранслужбе — действительно, отбыли три дня назад и еще не вернулись.
Уже побывав у первого и ровным счетом ничего не почерпнув, кроме впечатления о тоже крайне «упакованной» квартирке, я вспомнил папины слова и брата «У этих воров еще нет готового клиента». Пропало желание двигаться к остальным: у людей из этой категории, да еще в наше бардачное время, когда безотчетно через границы перевозят ракеты и танки, у таких людей нет готового клиента? Ну, пусть не клиента, но перевозчика с дипломатическим паспортом, чтобы положить в европейском банке в свой сейф, у них тоже нет?.. Чушь! Эти люди и при строгой советской власти перебрасывали на Запад крупные ценности. На этом, кстати сказать, попались даже кое-какие детки членов Политбюро. А сколько всякого не попалось?
…
Ко второму приезжаю в высотку на Котельнической набережной.
Квартиры здесь все неслабенькие, а эта, наверное, комнат в пять. Встречает меня какая-то молодая женщина, потом вижу хозяина лет за шестьдесят, представляется и… оп-тебе… один из мэтров советской живописи. Как я сам по фамилии не догадался?
Приглашают вежливо.
Усаживают к столу.
Робею немного — лауреат государственных премий, и всё такое…
Кофейник, чашки, блюдо с печеньями, коробка конфет.
— Печальное событие, молодой человек, да, печальное. Конфеты употребляйте, французские, между прочим.
Я, не зная с чего начать, начинаю пить и употреблять.
Меж тем, проницательный хозяин уже вполне оценил мою незавидную роль.
— Давайте я вам расскажу, всё, что знаю, в связи с этой историей.
— Буду очень признателен.
— Кофе хороший?
— Отличный.
— Вот, и я с вами попью.
Выясняется скоро, что знаменитый художник был руководителем курса «Суриковского», когда Марина там училась.
— Очень талантливая художница, — он, помолчав, произнес с ударением: — была бы.
— А… что ж помешало?
— Дядя. Да-да, этот самый. Он пятью годами старше меня. Возглавлял тогда и деканат и партком. Редкостный пройдоха, а художник никакой. М-да, знаете ли я придерживаюсь не нашей народной традиции — «О мертвых либо хорошо, либо ничего», а европейской: «Только правду о мертвых». Так говорили римляне, и то же самое говорил Вольтер.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу