Heлe Нойхаус - Кто посеял ветер

Янис тихо застонал. Рики тяжело дышала.

— Марк… Марк, пожалуйста, прошу тебя, — хрипло прошептала она с широко раскрытыми глазами. — Не делай мне больно, прошу тебя… я знаю, что все делала неправильно… Но вспомни о том прекрасном, что мы пережили вместе!

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — заорал Марк, и его голос сорвался на фальцет. — Я не хочу этого слышать!

Он упал перед ней на колени и горько заплакал.

— Ты убила дядю Рольфа! — произнес он, всхлипывая. — А потом сбежала и бросила меня! Почему вы все меня бросили?

Это становится опасным, подумала Пия. Юноша находился на грани нервного срыва, и если этот срыв произойдет, дело может кончиться кровью. Она принялась лихорадочно соображать. Если она попытается отобрать у него пистолет и ей не удастся сделать это с первого раза, ситуация еще более осложнится. Камера недостаточно тяжела, чтобы ею можно было оглушить его. Требовалось придумать что-то другое, чтобы образумить его.

— Так это вы убили Рольфа Гроссмана? — спросила она госпожу Францен. — Каким же образом?

Марк резко повернулся и уставился на Пию, словно забыл о ее присутствии.

— С помощью электрошокера, — почти беззвучно прошептал он. — Я проник в здание через подземный гараж, а она потом залезла по пожарной лестнице. И когда дядя Рольф вдруг поднялся по лестнице, она… она… просто прижала электрошокер к его груди. Я… я пытался ему помочь, но… но… он… умер.

— Мы знаем, что ты всеми способами пытался спасти его, Марк.

— Но… но в субботу вы сказали, будто это я виноват в том, что у дяди Рольфа случился инфаркт. — Он сидел на корточках, его взгляд блуждал по полутемной кухне.

— Но я не знала, что это сделала Рики, — поспешно возразила Пия. — Мне было известно — по результатам вскрытия, — что его кто-то пытался реанимировать.

Пия незаметно взглянула на часы. Без четверти семь! Она провела в доме свыше трех часов, Марк и его заложники — значительно больше, и с каждой минутой обстановка накалялась. Достаточно было какой-нибудь мелочи, чтобы он сорвался и открыл стрельбу. Так или иначе, она обязана воспрепятствовать этому. В действительности Марк Тейссен являлся не преступником, а жертвой. И что бы сегодня ни произошло, он и так будет каяться всю оставшуюся жизнь.

Резкий запах гари, исходивший от волос и одежды, ничуть ее не беспокоил. Напротив, он внушал ей чувство глубокого удовлетворения. Эта баба не имела прав на дом, точно так же, как и Дирк. Да, тот заплатил за него, но нашла его и превратила в то, что он собой представляет, точнее представлял до сегодняшнего дня, она.

Она отогнала мысли о Беттине и сосредоточилась на том, что ей предстояло сделать. В институте в этот час предновогоднего вечера не было ни души, и в ее распоряжении имелось время, но она не могла рисковать и поэтому спешила. Дирк не отменил ее полномочия доступа к счетам и не изменил пароль. Она достала из сейфа папку, в которой хранились номера счетов. Когда-то он вверил ее заботам все тайные счета — очевидно, с той целью, чтобы в случае форс-мажора переложить всю полноту ответственности на нее. В ближайшие дни ему будет чем заняться, и он вряд ли станет проверять состояние счетов. Она злорадно улыбнулась. Так. Дело сделано. Она выключила компьютер, подошла к сейфу, положила обратно папку и вытащила пачку купюр по пятьсот евро. Эти двести пятьдесят тысяч, по всей вероятности, должны были, рано или поздно, перекочевать в карман какого-нибудь политика или конкурента. Она закрыла сейф и вышла из кабинета профессора Дирка Айзенхута не обернувшись.

— Сколько можно это слушать? — проворчал Иоахим Шефер в очередной раз. — Парень в любой момент может сорваться, и тогда будет поздно!

— В данный момент я не могу разрешить штурм, — так же раздраженно возразила Николя Энгель. Даже у профессионалов начали сдавать нервы.

— Когда же? Когда он начнет стрелять?

— Нет. Когда госпожа Кирххоф подаст условный сигнал.

Они смотрели друг на друга, как два бойцовых петуха. Боденштайн был слишком занят своими мыслями, чтобы выступить в роли миротворца. По мере того как ситуация в доме обострялась, он боролся с искушением вернуться к автомобилю и потребовать от Анники объяснений. В этом было что-то ребяческое, но вдруг сомнения, высказанные позавчера вечером Пией, показались ему не такими уж безосновательными. Анника солгала ему. Только ли в этом? Или же и в том, что касалось убийства О’Салливана, тоже? Несмотря на царившую в салоне автобуса жару, его кожа покрылась мурашками.