Иван Путилин - 40 лет среди грабителей и убийц

– Гм…– в раздумье произнес батюшка.– Ну, проси.

Прислуга вышла, и через минуту перед отцом Иоанном стоял среднего роста сухощавый человек с черными, бегающими во все стороны глазами, с черными усами и жиденькой черненькой же бородкой.

– Благословите, отец! – устремился он, сгибаясь и сложив корзиночкой обе руки, увидев священника.

– Бог благословит… Во имя Отца и Сына,– проговорил батюшка, осеняя пришедшего широким крестом.– Чем могу служить вам?

Посетитель поймал руку батюшки и подобострастно ее поцеловал.

– Я по важному делу, батюшка. По очень важному и секретному к вам делу. Дело такое есть, которое хочу вам, как на исповеди, рассказать… как на исповеди, батюшка! Только вам, лично, с глазу на глаз.

– Что ж, если такое важное дело, то рассказывайте. Но почему вы именно ко мне обратились, а не…

– И об этом сейчас скажу, ваше благословение, только, пожалуйста, с глазу на глаз,– проговорил, озираясь, сухощавый человечек.

– Да говорите, мы одни,– сказал батюшка.

– Нет уж, дверцу-то, дверцу-то позвольте припереть! – как-то тревожно проговорил незнакомец.

После того как дверь в кабинет была заперта, батюшка и неожиданный посетитель беседовали добрый час или даже два. Только о чем они говорили – неизвестно. Когда матушка, знавшая, что муж любит, чтобы ему спустя час-другой после обеда подавали стакан чаю с лимоном, подошла было к кабинету, то натолкнулась на запертую дверь. Она постучала. Дверь отворил сам батюшка. Он был, видимо, взволнован и даже вспотел.

– Прислать тебе чаю? – спросила матушка.

Батюшка замахал рукой.

– После, после, не мешай… Важное дело!

Он снова захлопнул дверь и заперся на замок. Наконец дверь отворилась, и таинственный посетитель на цыпочках проследовал из кабинета. Отец Иоанн сам проводил его до передней, и здесь между ними произошел прощальный разговор.

– Так значит, до двадцать девятого? – спросил уходящий.

– Да-да… До двадцать девятого! – подтвердил батюшка и захлопнул за гостем дверь.

***

Двадцать девятого мая пристав первого участка К-ой части явился ко мне вечером и сказал:

– Какая-то загадочная и интересная история.

– В чем дело?

– Да вот отец Иоанн II подал заявление в часть. Кто-то с ним ловкую шутку сыграл. Мы уже составили протокол, словом, все оформили. Теперь уж, видно, вам приниматься за розыски.

– А ну, покажите-ка заявление отца Иоанна. Пристав подал мне бумагу, и я прочитал:

«Мая 20-го сего года зашел ко мне какой-то, дотоле мне неизвестный человек, лет около 30-49, назвавший себя прибывшим из города Острова (Псковской губ.) тамошним мещанином, торгующим льном, Василием Николаевичем Ельбиновичем. Он рассказал мне о различных постигших его несчастиях, прося меня спасти его от угрожающей его опасности одолжением ему на одну неделю 2000 руб. Убежденный его мольбами и клятвами о возвращении долга через одну неделю, я дал ему просимое: 1300 руб. процентными бумагами и 700 руб. кредитными билетами и сериями, без всякой расписки, единственно по христианскому состраданию к его несчастному положению. Но прошло более недели, а мой должник ко мне не является. Предполагая, что в этом случае я обманут в чувствах моего сострадания к такому человеку, которого, может, и не существует в г. Острове под названием В. Н. Ельбиновича, я вместе с сим прошу заявить о том и сыскной полиции».

Далее подпись и все, как следует по форме. После же всего такой характерный post scriptum: "До времени покорнейше прошу мое звание, имя и фамилию не печатать в «Дневнике приключений».

***

Прочел я это заявление, посмотрел составленные по нему околоточным протоколы с опросом отца И. П. и покрутил головой.

– Знаете ли, ведь это все не то,– сказал я приставу.

– Как так не то? – спросил он.

– А так. Есть здесь что-то недоговоренное. Ну, посудите сами, станет ли кто давать две тысячи рублей человеку, пришедшему с улицы? Доброе сердце – дело, конечно, хорошее. Но если в таком деле руководствоваться только добрым сердцем, то что же тогда предъявлять претензии к воспользовавшемуся излишней доверчивостью? Если отец П. дал человеку с бухты-барахты две тысячи рублей без всяких расписок, без удостоверения о личности, о кредитоспособности, единственно руководясь состраданием, то чего же он удивился, что ему не отдают деньги? Никакого такого Ельбиновича в Острове, я наперед уверен, нет, и занимайтесь дальше этим делом сами, а я отказываюсь… Так и передайте отцу И. П.