Кирилл Казанцев - Бей первой, леди!

— Ну прямо как мне, — в тон ей ответил Макс и остановил машину: они стояли перед воротами кладбища.

Юлька выбралась из машины и направилась к открытой настежь калитке. Макс отогнал «Мазду» в сторонку, закрыл и догнал девушку.

— Ты меня в машине подожди, — сказала она, но Макс и ухом не повел.

— Еще чего, — пробормотал он, — ждать я тебя буду. Только этого сейчас не хватало. Иди уж куда собралась, я тебе не помешаю.

И не помешал, как обещал, шел на пару шагов позади, смотрел на старые неохватные березы и липы, что росли вдоль чисто выметенной дорожки, на ухоженные могилы, на цветы, на небо, в спину Юльке. Та шла уверенно, она явно хорошо знала дорогу, потом свернула раз, другой и остановилась напротив ограды из темного металла, за которой стоял невысокий памятник из темно-красного гранита. Макс, как и договорились, держался в сторонке, на девушку если и смотрел, то изредка, остановился шагах в десяти от нее и ждал.

Юлька уже вошла за ограду, села на низкую скамейку, тоже из камня, поджала колени и положила подбородок на сжатые кулаки. Время шло, она так и сидела, Макс соскучился стоять и принялся ходить туда-сюда по дорожке, поглядывая на редких посетителей. Кладбище, он знал, было старым, на нем давно никого не хоронили, но для некоторых, видимо, делали исключение. Памятник и ограда были новыми, участок не успел зарасти травой, и Макс догадался, что здесь похоронили Юлькиного отца.

А та уже поднялась с лавки, постояла перед памятником и вышла, аккуратно прикрыв за собой калитку, накинула на штыри толстую цепь. Девушка прошла мимо Макса, опустив глаза, и дальше, до машины, шла молча, смотрела то вверх, то по сторонам. Спокойно шла, не бежала, двигалась плавно, поправила волосы, потом сняла перекинутую через плечо сумку и бросила ее на заднее сиденье, уселась и захлопнула дверь. Макс вывел машину на дорогу, и так, в молчании, они ехали до моста, пересекли его, и перед съездом к поселку Юлька вдруг заявила:

— Я домой не поеду.

Макс слегка опешил, посмотрел на нее, решив, что это была шутка, но Юлька смотрела серьезно и с таким видом, точно готовилась к драке. Глазища горят, губы поджаты, нижняя прикушена, сама вся подалась вперед — того гляди вцепится.

— А куда тебя везти? — растерялся Макс. — Ты сама понимаешь, что говоришь?

— А ты? — еле слышно сказала Юлька. — Ты сам понимаешь? Да они же прикончат меня или объявят сумасшедшей, я умру в больнице от естественных причин, врач напишет диагноз, и Левицкая получит мои деньги. Ты этого хочешь?! — крикнула она точно так же, как тогда, в первый момент их знакомства, и Макс понял, что дело дрянь. Домой ее не затащишь, она или снова сбежит, улучив момент, или… Да что там «или», права она, нельзя ей домой, но ему-то что делать?

— Куда тебя везти? — повторил он. — Говори…

— Ты мой телохранитель, ты и думай, — заявила Юлька уже спокойно и предупредила: — Если повезешь в поселок, я на ходу выпрыгну и скажу, что это ты меня выкинул. Макс, пожалуйста, я не хочу туда, я боюсь их, боюсь их всех! Помоги мне, пожалуйста!

Вот теперь она разревелась, крупно и по-настоящему, как и положено реветь в таких ситуациях, когда выхода нет, не просто выхода, а даже махонькой лазейки, и весь мир против тебя, и помочь некому, потому что всем плевать, у всех свои заботы. И тогда только и остается, что под поезд или в реку с моста.

— Ладно, не реви, — сказал Макс и сдал назад, вывел машину на трассу, поехал прочь от прилегающей, ровной как стекло, дороги в поселок, — хорош сырость разводить.

К дому он решил поехать дальним и кружным путем, в объезд всего города. Лишних выходило минут двадцать, зато без пробок и проволочек. Лес закончился, пошли пустыри, за ними дачки простого люда с огородиками и кустами смородины, но кое-где мелькали довольно крепкие домики, в которых при наличии навыков и некоторого пренебрежения к комфорту можно было и перезимовать. Но местный народ игрой в выживальщину не увлекался, в октябре-ноябре домики закрывал на ключ и перебирался в город, зато сейчас здесь было многолюдно.

Но и дачки закончились, пошел забор промзоны, потом оборвался, являя глазу неприглядные разрушенные ангары и заросшие полынью и лопухами железнодорожные пути локального значения. Последний состав прошел по ним лет двадцать назад, на заре демократии, аккурат перед тем, как оборонный завод сделался банкротом и прекратил свое существование. Но закончились и они, снова пошел лесок, приятный, березовый, появился знак, оповещающий о наличии впереди прилегающей дороги.