Олег Агранянц - Тень наркома

— Как его зовут?

— Микеле. И фамилия Платини. Он почти Мишель Платини, но по-итальянски: Микеле Платини. У футболиста ударение по-французски на последнем слоге, а у него как у итальянца на предпоследнем.

На следующее утро таксист довез нас до Женевы.

Новенький, как с иголочки, почти игрушечный самолет за час доставил нас до еще недостроенного нового миланского аэропорта. В гостинице Мальвина надела черную в обтяжку блузку, отчего ее грудь для поклонников больших бюстов стала объектом насильственного притяжения. А необыкновенного зеленого цвета ультракороткая юбка могла довести до обморока любителей плотных женских ног. Закинутые на левое плечо волосы накрывала шляпа явно с чужой головы, взятая, как следовало догадаться, только для посещения тюрьмы. Я был в восторге:

— Ты действительно похожа на безутешную соблазненную девицу. И что самое главное — никакого интеллекта, одна тоска. Но какая!

Правда, большие голубые глаза не соответствовали образу пылкой южанки, но глаза не переделаешь.

Через час мы были в ужасной тюрьме Сгрена.

Встретили нас если не радушно, то с пониманием. Мальвина молчала, говорил я.

Нет, это категорически невозможно, Синьор Платини не имеет права принимать гостей. Конечно, мы все понимаем. Мы сочувствуем синьоре, простите, синьорине.

Синьорина молчала и хлопала длинными ресницами.

Пришел начальник повыше.

— К сожалению, мы допускаем к синьору Платини только тех лиц, коих он указал сам.

— Но он не знает, что у него есть ребенок.

— Мальчик? — поинтересовался начальник.

— Мальчик.

Неожиданно вмешалась Мальвина и на плохом португальском языке объяснила, что назвала мальчика именем отца, Микеле.

Я пояснил:

— Она назвала ребенка именем отца, поскольку думала, что Микеле приговорят к смертной казни, а она хотела, чтобы имя Микеле сохранилось.

— О, у нас уже давно нет смертной казни! — ужаснулись тюремщики.

— Но она этого не знала. Кто-то ей сказал, что в Италии казнят на гарроте.

И объяснил, что такое гаррота:

— Это когда надевают на шею деревянный ошейник и медленно его сжимают. Пока несчастный не умрет в муках.

Вообще-то ни в Португалии, откуда «родом синьорина», ни в Италии гарроту никогда не применяли, но на тюремщиков это подействовало.

— Какая дикость!

Я продолжал развивать успех:

— Она назвала мальчика не по-португальски, а по-итальянски. Она хочет, чтобы он был итальянцем.

Она надеется, что честной и безупречной жизнью мальчик искупит грехи его отца.

При словах «грехи отца» тюремщики понимающе развели руками. А я продолжал:

— Я надеюсь, что заточенный в камере Микеле неустанными молитвами пытается найти дорогу к прощению. Денно и нощно взывая к господу, он наверняка хочет открыть для себя истину и доброту.

Мне трудно было представить Микеле неустанно молящимся да еще денно и нощно. Однако, как ни странно, начальник со мной согласился:

— Падре Рафаэлле доволен им.

— Я надеюсь, — осторожно продолжал я, — что, узнав о рождении сына и увидав чистый лик матери своего младенца, он поймет, что совершенные им по непродуманности поступки на самом деле были посланы ему для выхода из тьмы порока.

Начальник посмотрел на Мальвину дольше, чем полагалось правилами приличия, задержав взгляд на ногах, и встал.

— Я доложу синьору директору.

Остальные тюремщики закивали головами.

Синьор директор явился минут через пять. Это был невысокого роста офицер в аккуратном мундире, с живыми глазами и ухоженным лицом. По тому, как он посмотрел на Мальвину, я понял, что у нас появился шанс.

Начальник, который беседовал с нами, изложил директору проблему, не забыв ни про гарроту, ни про итальянское имя.

— Я буду молиться за вас, синьор директор, — вставила Мальвина.

Мне стало понятно, что молитва — далеко не то, что он хотел бы иметь от «моей безутешной сестры».

— Я могу дать разрешение на свидание, — немного поколебавшись, изрек он, — но только без непосредственного контакта. Синьорина будет задавать вопросы моему офицеру, а он передавать их заключенному. И наоборот.

Я рассчитывал совсем на другое, но приходилось соглашаться.

— Я вам так благодарен! Так благодарен! Элиза, поблагодари синьора директора.

Элиза встала и почти бросилась на синьора директора. Тот не испугался и, даже напротив, расставил руки, чтобы принять ее в объятия.

— Нам придется немного усложнить переговоры, — пояснил я. — Моя сестра не владеет итальянским. Она будет говорить мне по-португальски, а я буду переводить для вашего офицера, который и передаст ее слова синьору Платини.