Филлис Джеймс - Череп под кожей

Сержант Бакли тихо сказал:

– Именно так полицейские и учатся вести себя на месте, где произошел несчастный случай. Или убийство.

Не отводя взгляда от Корделии, Гроган сказал:

– Значит, вы считаете, что это правдоподобно, не так ли, сержант?

– Да, сэр.

Страх обостряет восприятие, как и прочие чувства. Глядя на красивое и довольно мрачное лицо сержанта Бакли, на сдержанную самодовольную улыбку, Корделия думала, что вряд ли он когда-либо в своей жизни нуждался в такой защите, и задавалась вопросом, пытался ли он своими словами продемонстрировать сочувствие или поддерживал начальника в реализации плана допроса, который они согласовали заранее.

Главный инспектор сказал:

– И какие именно выводы вам удалось сделать, когда вы столь успешно отключили ваши эмоции?

– Прежде всего я заметила очевидное: занавески были задернуты, при том что они были открыты, когда я уходила. Пропала шкатулка с драгоценностями. Еще она успела выпить чай. Я подумала: как странно, что мисс Лайл сняла макияж, но на чашке остался отпечаток губной помады. Это меня удивило. У нее очень чувственные… были очень чувственные губы, и она пользовалась жирной помадой, которая легко смазывается. Тогда почему помада не стерлась во время обеда? Похоже, она накрасила губы снова, перед тем как выпить чай. Но если это так, зачем она сняла остальной макияж? Перепачканные ватные шарики были разбросаны по всему туалетному столику. И я обратила внимание, что для раны на голове крови вытекло не так много. Я подумала, что ее, должно быть, убили другим способом, а лицо изуродовали после. Еще я задалась вопросом, зачем ей наложили ватные подушечки на глаза. Должно быть, это сделали уже после ее смерти. Они не могли лежать на глазах, пока ей разбивали лицо.

Когда она закончила, наступила долгая пауза. Потом Гроган абсолютно бесстрастно произнес:

– Вы должны сидеть по другую сторону стола, мисс Грей.

Корделия помолчала, потом продолжила, надеясь, что ее слова будут скорее полезны, чем причинят вред.

– Я должна сказать вам кое-что еще. Я знаю, что сэр Джордж не мог убить жену. Уверена, вы не стали бы его подозревать в любом случае, но кое-что вы должны знать. Когда он впервые вошел в спальню и я выпалила: «Мне так жаль!» – он посмотрел на меня с изумлением, перемешанным с ужасом. Я поняла: на мгновение он заподозрил, что это я убила ее и сознаюсь в содеянном.

– А это было не так?

– Я сознавалась не в убийстве, а в том, что провалила задание, ради которого приехала сюда.

Он снова изменил тактику допроса:

– Давайте вернемся к вечеру пятницы, к тому времени, когда вы находились с мисс Лайл у нее в комнате и она показала вам секретный ящичек в шкатулке с драгоценностями. Эта рецензия на пьесу Рэттигана… Вы уверены, что на самом деле за этой бумагой не скрывалось нечто еще?

– Почти не сомневаюсь в этом.

– Эта бумага не была документом или письмом?

– Это была вырезка из газеты, и я прочитала заголовок.

– Ваша клиентка – а она была вашей клиенткой, ведь так? – когда-нибудь намекала, что знает или подозревает, кто угрожает ей?

– Нет, никогда.

– И у нее не было врагов, насколько вам известно?

– Мне она о них не рассказывала.

– А вы сами не можете пролить свет на то, кто и почему мог ее убить?

– Нет.

Должно быть, подумала Корделия, именно так себя и чувствуешь, когда сидишь на месте свидетеля: осторожные вопросы, еще более осторожные ответы, растущее напряжение.

– Благодарю вас, мисс Грей, – произнес Гроган. – Вы помогли нам. Быть может, не так сильно, как я надеялся, но все же помогли. Но это только начало. Мы еще поговорим.

После ухода Корделии Гроган откинулся на спинку кресла.

– Ну и что вы о ней думаете?

Бакли секунду колебался, не зная, хотел ли шеф, чтобы он оценил их собеседницу как женщину или как подозреваемую, потом осторожно произнес:

– Она красива. Как кошка.

Он был вполне доволен таким описанием. Оно звучало, как ему казалось, умно и при этом ни к чему не обязывало. Гроган принялся что-то рисовать на чистом листе перед собой – сложный математический узор из треугольников, квадратов и пересекающихся окружностей, которые заполоняли собой все белое пространство и напоминали Бакли о проблемах со школьной геометрией, которая так и осталась для него загадкой. С трудом оторвав взгляд от равнобедренных треугольников и кривых, он произнес:

– Думаете, это сделала она, сэр?