Алексей Макеев - Портрет смерти. Холст, кровь

– Ты в порядке? – встрепенулся я.

– Лежи, лежи, в порядке. Меня пощадили.

– Черт… – я переждал, пока отгремит очередной залп. – А что это было, Варвара?

– Тебя ударили, у тебя шишка…

Очень не хотелось дотрагиваться до этой шишки.

– Рассказывай, – вздохнул я.

– Нечего рассказывать, Андрюша. Ты упал, я бросилась на выручку.

– Ну и как? – усмехнулся я. – Поделили выручку?

– Ушел. Вернее, убежал. Пнул фонарь и смылся. Пока я гналась за фонарем, его уже и след простыл.

– И кто это мог быть?

– Давай считать. Примем по умолчанию, что это был мужчина. Тынис – раз. Главный подозреваемый. Начальник охраны Йоран Ворген – два. Младшенький братишка Изабеллы, Генрих, – три. Оба охранника – пять. Призрак Гуго Эндерса – шесть. Начальник полиции после ужина уехал, его можно не учитывать.

– Считаешь, предупреждение? Чтобы не совали нос не в свои дела?

– Мы и сунуть-то не успели. Хотя, возможно, ты прав – нас не любят в этом доме.

– Бедненькая, – посочувствовал я, – как же ты тащила меня?

– Да нет, – отмахнулась Варвара, – ты просто память потерял. На помощь я звать не стала, случай не смертельный. Ты пришел в себя, ругался, поднялся, мы с тобой доковыляли до дома, ты дал себя осмотреть, выпил аспирин, снотворное, завалился в койку. По-моему, нас никто не видел.

– Ни черта не помню, – признался я. Отстранил Варвару, выбрался из кровати, сделал несколько шагов. – Странно, подруга, я могу ходить…

Состояние было ужасным. Я знал лишь одно средство справиться с недугом – алкоголь. Варвара уснула на моей кушетке – у нее выдалась бессонная ночь. Я укрыл ее одеялом, приложился к коньяку, пузатая бутылка которого горделиво возвышалась на тумбочке. Сделал глоток, другой, дождался, пока добротное пойло разбежится по сосудам, приставил горлышко ко рту и хлебал, пока не потекло по губам…

Прогулка до места происшествия отложилась как-то смутно. Горничная Сесиль шарахнулась от меня, как от проказы. Пробежала Кармен, зацепив меня хвостиком. Я хотел ее поймать, но только зря вскружил себе голову. Угрюмый Марио сидел, сложа руки, на диване в гостиной, внимательно смотрел на мои попытки удержать равновесие. Суровая гувернантка находилась рядом с мальчиком – прекратила назидательно вещать, уставилась на меня. Я приветливо помахал ей рукой, едва не обрушив зеркальный бар.

– Господи, на кого вы похожи? – ахнула Эльвира, которую я повстречал недалеко от холла.

– Вам можно, а мне нельзя? А вы в курсе, что меня сегодня ночью отоварили по башке в вашем саду?.. Я мог бы, конечно, лечь в больницу, а потом потребовать с вас компенсацию, поскольку мы так не договаривались, но я всего лишь выпил. Кстати, очень рад вас видеть в живом виде.

Картинки менялись, как в калейдоскопе. Эльвира сменилась холлом, где интеллигентно ругались Изабелла со своим «младшеньким».

– Опять от тебя сбежала последняя проститутка, горе ты луковое? – ехидно вопрошала Изабелла. – Ну, и куда тебя носили черти на ночь глядя? Мало тебе?

Мятый Генрих глупо улыбался и пытался погладить сестрицу по головке. Узрев меня, они прекратили выяснять отношения. Генрих потащился на лестницу. Проходя мимо меня, втянул носом воздух, одобрительно заурчал.

– О, детектив, рад, что нашему полку прибыло. Может, посидим, отметим это выдающееся событие?

Изабелла хотела подойти, потом засомневалась, всмотрелась в мою нетрезвую физиономию…

Мне было плевать. Летящей походкой я спустился в холл, выбрался на улицу. Белобрысый Ворген стоял на ступенях, смотрел на меня с застывшей смешинкой. Я изобразил затейливый жест правой рукой: что-то между «они не пройдут» и «пошел ты…», заструился по дорожке…

За воротами стояли машины, толпились люди. Бойкая гражданка через решетку донимала вопросами охранника, но тот был надут и никак не реагировал. Заметив постороннего (то есть меня), толпа пришла в движение, защелкали фотоаппараты.

Я вспомнил, что хотел пойти в другую сторону. Сделав знак, что я отнюдь не представитель по связям с общественностью, развернулся, заструился к северной ограде поместья. Ноги сами привели к изгибу дорожки, где вчера ночью мой затылок подвергся испытанию на прочность. Как раз вовремя. Если в этом закутке оставались следы преступления, то их благополучно удалил садовник. Он работал граблями, разравнивая гравий. А до этого прочистил траву в окрестностях поворота, подровнял окантовку дорожки. Обернулся, услышав мое возмущенное сопение. С каким бы наслаждением я врезал по этой угрюмой рыжей морде…