Где-то жужжала муха. Я открыла окно, потом постояла у письменного стола, бесцельно выдвигая и задвигая ящики, ничего в них не трогая. Ящики были набиты выписками из банковского счета, квитанциями и так и не выброшенными старыми открытками от университетских подруг. «Уснула на пляже и сожгла спину! Греция очаровательна — не могу дождаться новой поездки!» Или: «Ален такой милый и такой хороший лыжник… Жаль, что тебя с нами не было!» Я больше не значилась в списках получателей открыток и поздравлений с Рождеством. Трудно поддерживать связь с человеком, когда на вопрос: «Что у тебя нового?» — он отвечает: «Ничего».
Муха пронеслась мимо меня и вылетела в открытое окно. Неужели сказанное мамой правда? Неужели в своих ошибках я виню ее? Во мне нарастало чувство, которого я давно уже не испытывала, — нечто вроде бесшабашности, порожденной неудовлетворенностью, усталостью и ощущением, что мне все осточертело. В целом я не часто позволяла себе поддаваться эмоциям, и сила нынешнего ощущения меня удивила.
На лестничной площадке скрипнула половица, и я, замерев, ждала, когда закроется дверь в мамину комнату. Она тоже затаилась. Наша негласно признанная практика заключалась в том, чтобы в течение нескольких дней после стычки держаться друг от друга подальше. Ничего никогда не менялось и не прощалось, но время проходило. Время шло, и не было этому ни конца ни края.
Я села на кровать и погрузилась в размышления обо всем и ни о чем: о Чарли, Дженни, папе и об остальном, — но так ни до чего и не додумалась; мне лишь показалось, будто должно случиться нечто, и скоро. Я спрашивала себя, чего же на самом деле хочу. Я наблюдала за облаками, а в голове тоже проплывали разные мысли, пока не остановилась, чего страстно желала, о чем, подумав раз, уже не могла забыть, что было в пределах досягаемости, если я правильно все поняла. Я взяла мобильный телефон, сверилась с нужным номером и, не делая пауз, чтобы не отказаться от задуманного, отправила короткое сообщение. Пришедший ответ состоял из простого «да».
Свет угасал в небе, когда я вышла из комнаты и проскользнула в ванную, разделась и включила душ на полную мощность. Шагнула под еще холодную воду и откинула голову назад на минуту или две, чтобы вода намочила волосы. Медленно, тщательно, методично я вымыла волосы до скрипа, вода струилась по телу, кожу покалывало. Закончив, я замотала волосы в полотенце и втерла увлажняющее средство в каждый дюйм своей кожи, пока она не заблестела как атласная.
Вернувшись в свою комнату, я надела почти невидимое белье из черного шифона, которое купила в Париже по настоянию одной своей подруги, кажется, сто лет назад, и так никогда и не надевала. Не было повода. После Бена не оказалось достойных лицезреть подобные вещи. Но я не позволяла себе думать о Бене. А сейчас и вовсе не то время.
В дальнем углу ящика комода я отыскала обтягивающий черный топ с низким вырезом, надела его и любимые свои джинсы, старые, мягкие, как замша. Босоножки на плоской подошве и широкий браслет на руку стали завершающими штрихами. Критически глянув на себя в зеркало, я решила, что удержалась на той грани, когда выглядишь хорошо, однако не заметно приложенных усилий, и затем занялась волосами. Высушив их, собрала в узел на затылке и закрепила. Несколько мягких прядей, завиваясь, обрамляли лицо. Я не стала их убирать. От фена щеки у меня горели, но и внутри тоже все пылало — неугасимым, медленным огнем решимости и желания.
Я не спеша накрасилась, подчеркнув глаза темной подводкой и тушью, чтобы они стали огромными, и наложила на губы немного блеска. Отражение в зеркале смотрело на меня прямо, но настороженно. Даже самой себе я показалась другой. Такой я не видела себя уже очень давно. Я выглядела, как должна была бы выглядеть все это время, а не как та бледная тень, в которую превратилась.
Шел уже одиннадцатый час, когда я закончила. Схватив сумку, я поспешила вниз, не приглушая шагов, и хлопнула входной дверью; ребенок во мне надеялся, что мама услышит и станет недоумевать, куда это я отправилась в такой час и зачем.
Во рту у меня пересохло от волнения, когда я парковалась, отказываясь слушать негромкий внутренний голос, который говорил, что я выставляю себя на посмешище и он даст задний ход. Ему придется, подумалось мне. Мой план не сулил ничего хорошего по многим параметрам. Я вышла из машины и решительно устремилась к зданию, на лифте я поднялась на верхний этаж, словно имела на это полное право. Подошла к его двери. С того места, где я стояла, слышна была негромкая музыка. Я тихо постучала и на секунду закрыла глаза. Сердце трепетало у меня в груди как пойманная птица.
Читать дальше